– Ну что?! И кто тебе больше понравился, – с коротким смешком выдохнула Габриэла, – я или Карл?

– С Карлом у нас никогда ничего не было, – спокойно ответила Мая.

– Не ври, – вскинулась Габи. – С чего бы это он стал так настаивать на твоей кандидатуре?

– А я и не вру, – также безразлично отозвалась малышка. – Мне одним карлом больше, одним меньше – никакой разницы. Это он никогда не проявлял интереса. А помогает, я сама не знаю почему. Может, я напоминаю ему кого – так иногда странно смотрит, прямо растроганно как-то.

– Грех замаливает, – хмыкнула Габи.

Теперь Габи разглядывала крошку совершенно другими глазами. Если в невинности есть что-то привлекательное, то это только пока ее не соблазнили. Потом она представляет собой жалкое зрелище.

– Я, между прочим, часто бываю в церкви, – зачем-то объявила маленькая лицемерка.

– Ну и как? Надеюсь, тебя хоть слегка возбуждают витражные святые и мученики?

В ответ Мая только надула свои прелестные губки, что доставило Габи массу наслаждения. И еще Габи очень нравилась ее плебейская решимость, нежелание размышлять о последствиях – она вела себя как человек, которому нечего терять в этой жизни. И была права.

Сейчас Габриэла, приканчивая вторую бутылку шампанского, размышляла, сказала ли ей правду маленькая негодяйка или решила попользоваться всей семейкой, разведя кого на секс, кого на жалость. На серьезную интриганку она не похожа – мозгов маловато. И чего она тогда сдалась папочке?! Этот стареющий ловелас умел наложить руку на все, что плохо лежало. Правда, нужно признаться, в связях с малолетками он замечен не был, его больше интересовали зрелые женщины. Поговаривали, что у Карла роман с любовницей ее, Габриэлиного, мужа – с той самой, что работает у Карла в банке. Лора Линкс. Очень удобно, все под рукой. Таким образом, Дэнис являлся обладателем сразу двух пар развесистых рогов, хихикнула Габи, скоро в дверь пройти не сможет. Так ему и надо – ничтожество, не умеющее за себя постоять. Хотя с виду жеребец жеребцом. А на деле кобель по сучьему типу – довольно распространенное явление у современных мужчин.

Как же она презирала всю эту мужскую особь, включая собственного отца и мужа! И как же легко их можно обыграть практически на любом поле. В любой весовой категории. Хочешь, нокаутом. Хочешь, изысканно нюансированной банальностью. Что не мешало ее влюбленности, по крайней мере, в одного из них.

Какое счастье, что свою неадекватность невозможно зафиксировать, так же как и собственную смерть – идиот и покойник всегда кто-то другой.

Однако пора было собираться, завтрашний день у нее заполнен до отказа, а вечером она убывала в свой ежемесячный тайный вояж, в свою Мекку. Целых три дня пребывания в другом теле, другой ипостаси, на другой планете. И вернется она заряженной новой энергией, новой жизненной силой, которой ей хватит на следующий месяц.

По кромке воды, цепляясь ручками за воздух и повизгивая от удовольствия, навстречу им бежал малыш.

Они прогуливались по плотному, утрамбованному приливами и отливами песку хмурого, неприветливого в это время года океана. Лора и Беа. Ну да, оказалось, что у Глаза было имя, и имя это звучало именно так – Беа. Какое-то время Беа бежала прытким крабиком рядом с Лорой. Тут-то они и наткнулись на малыша. Тот присел на корточки перед Глазом и протянул руку, чтобы его погладить, приняв, видимо, за собачонку. Беа перевернулась на спину и пощекотала ему ладошку своими лапками-ресничками. Мальчик залился счастливым хохотом. В этот момент подоспела мамаша и, схватив мальчонку под мышку, поспешила прочь. Глаз она явно не заметила.

– Меня могут видеть только дети, у них чистые души, они еще незнакомы с взрослыми критериями возможного и невозможного, – объяснила Беа.

– А как же я? – удивилась Лора.

– Ты исключение.

– Почему?

– Я тебе обязательно объясню. Чуть позже. Тебя нужно подготовить.

– Все это так значительно, как если бы речь шла о главных вопросах бытия, – не без сарказма заметила Лора.

– Именно об этом и идет речь, – совершенно серьезно ответил Глаз. – Но ныряльщик должен знать, какую глубину могут выдержать его легкие, иначе – смерть.

– В смысле, ныряльщик – это я!

– Вот именно. Мы можем полагать, что способны создавать свою собственную реальность, однако может существовать реальность, которая создает нас и даже оставляет немного пространства для наших фантазий о том, что мы можем создать любую желаемую реальность, потому что эта реальность способна воплотить через нас любую свою фантазию. Подумай для начала над этим, – хитро прищурился Глаз.

Они были практически неразлучны уже несколько месяцев – как только Лора оставалась одна, рядом немедленно оказывался Глаз. Беа стала для нее абсолютно незаменимой – подруга, наперсница, терпеливейший слушатель и ненавязчивый гуру. Жизнь Лоры поменялась категорически за это время. Вернее, поменялось восприятие жизни. Она не понимала, как могла прожить больше тридцати лет с этим упрощенно сплющенным мироощущением ленточного червя. И как же это утомительно симулировать нормальность! Симулировать жизнь, удовольствие от работы, интерес к коллегам с их банальностями, вечным скулежом на все и вся, с их невоспитанными, избалованными хамски-проблемными и вечно чего-то требующими детьми. Вот уж воистину, лучше жалеть о том, что у тебя нет детей, чем о том, что они у тебя есть. Как надоело симулировать влюбленность, веселье, сочувствие к дуракам и лузерам. Притворяться, что не замечаешь наглости богатства и зависти неудачников, холуйства и агрессивности, лицемерия соучастия и открытого безразличия, маленьких и больших предательств. А главное, покоившегося под всем перечисленным абсолютного равнодушия всех ко всем – никто никому не нужен. Однако никто не преминет при малейшей возможности использовать другого себе на пользу.

И, о ужас, после Инициации № 1 выяснилось, что она симулировала даже оргазм – все, что она испытала до этого, было легкой весенней грозой по сравнению с бурей и смерчем Инициации; легкой волной, бьющейся о берег, по сравнению с цунами. Было от чего отчаяться.

Но теперь у нее была Беа.

Она постепенно проводила Лору по неизведанным кругам познания – мира, окружения, собственных чувств и мыслей. Стала для нее настоящим «третьим глазом», как ни забавно звучало это в данном контексте. Каждая Инициация, которую ей дарила Беа, открывала совершенно новые грани бытия. Сначала сознание Лоры становилось туманным, струйчатым и словно не расположенным ни к чему иному, кроме полного покоя. Потом начинались чудеса наяву.

Лора улетала птицей в поднебесье, опускалась морским скатом в подводные глубины, прыгала дельфином на волнах, петляла зайцем в чистом поле и падала кометой меж звезд и галактик. Легким движением ресниц Глаз перемещал ее на разные континенты, позволял Лоре почувствовать себя то воздухом, то каплей росы на траве, то звуком музыки, то счастливым в своей беспечности ребенком. Каждый раз осознавая, что это была именно она, Лора, возвращаясь в свою обычную оболочку, с точностью до малейших деталей помнила все немыслимое многообразие подаренных ей «практик». И каждый раз все более пресной казалась каждодневность со всеми ее ритуалами. Все скучнее – реальность с ее бедными перепадами, от ожидания к ожиданию. Все абсурдней и бессмысленней – жизнь «человека нормального». Лора рассказывала Беа все, делая признания, которые не осмелилась бы сделать даже самой себе. Беа ничему не удивлялась, ничего не объясняла, просто проводила ее через очередную Инициацию, позволявшую понять то, что невозможно было объяснить никакими известными Лоре словами.