Многие хорваты считают Франьо Туджмана отцом независимой Хорватии. Незадолго до моего приезда в Загреб Туджман с больничной койки заявил, что Хорватия никогда не признает вины и не передаст Гааге офицеров, которых Международный трибунал обвинил в военных преступлениях. Туджман сказал: «Хорваты, освободившие страну от сил зла, не должны нести за это ответственность». Конечно, данные слова были как попыткой умирающего сохранить собственное наследие, так и стремлением оградить хорватских военных от преследования. Свой визит я начала с официального заявления. Я сказала, что глубоко разочарована тем, что Хорватия на словах заявляет о своей готовности сотрудничать с трибуналом, однако, не желает способствовать расследованию двух операций хорватской армии, проведенных в 1995 году против сербских регионов, находившихся под временной защитой ООН. Эти операции под кодовыми названиями «Шторм» и «Молния» были, по сути, законным использованием силы, но привели к чрезвычайному росту количества беженцев и убийствам гражданских лиц, преимущественно пожилых людей, которые решили не покидать родные дома. Я заявила, что Хорватия должна признать право трибунала проводить любые расследования, связанные с вооруженными конфликтами на территории страны, в том числе с операциями «Шторм» и «Молния». Если же обязательства страны не будут выполнены, я доложу об этом Совету безопасности ООН.

Туджман и его сторонники на протяжении многих лет систематически мешали работе Международного трибунала. Начиная переговоры с высшими правительственными чиновниками Загреба, я не знала деталей этой операции. Меня принимал заместитель министра иностранных дел Иво Санадер, позднее занявший пост премьер-министра страны. Нашу встречу он начал с заверений в готовности в полной мере сотрудничать с Международным трибуналом. «Именно наша страна стала инициатором создания такого трибунала, — заявил он. — Полное сотрудничество — это принцип нашей политики, несмотря на то, что порой работа трибунала нас не удовлетворяет». Затем он спросил, почему трибунал не выдвинул обвинений военным, ответственным за разрушение Вуковара и осаду и бомбардировки Дубровника. «Мы искренне поддерживаем вашу работу», — добавил Санадер, указывая на то, что Тихомир Блашкич, Дарио Кордич и другие боснийские сербы, обвиненные в резне в деревне Ахмичи в 1993 году, были переданы в руки трибунала благодаря вмешательству Хорватии.

Я сказала Санадеру, что удивлена призывом Туджмана не выдавать тех, кто обвиняется в участии в операциях «Шторм» и «Молния». Позиция Туджмана не имеет юридической основы и неприемлема в принципе. Мы даже еще не запрашивали выдачи тех, кто был связан с этими операциями, а лишь потребовали, чтобы Хорватия выполнила свои обязательства по сотрудничеству со следствием: «Могу заверить вас, что трибунал в целом и моя служба, в частности, сделают все возможное, чтобы расследовать самые серьезные преступления и выдвинуть обвинения против виновных на самом высоком уровне ответственности. У нас нет предвзятости в отношении какой-либо из сторон. Мы просто исполняем свои обязанности».

Я заявила Санадеру, что правительство Хорватии должно избавиться от враждебности по отношению к трибуналу, и что сотрудничество отвечает интересам хорватского народа. «Вы должны сотрудничать с нами», — сказала я, заверив его в том, что для расследования военных преступлений, в том числе и совершенных в Вуковаре и Дубровнике, необходимы время и информация. Разумеется, эти события не могут ускользнуть от внимания Международного трибунала.

Санадеру явно не хотелось отстаивать позицию, которая вскоре могла вынудить членов Совета безопасности сократить помощь Хорватии. Но он действовал по сценарию, утвержденному на самом верху. Он заявил, что операции «Шторм» и «Молния» — это очень деликатное дело, и правительство его страны не поддерживает позицию трибунала по этому вопросу.

Его поддержал советник: «Мы не можем предоставить вам архивы и позволить обвинить кого-либо… Мы не можем позволить вам представить наши законные действия в преступном виде». Санадер выразил неудовлетворение тем, что трибунал обвинил в преступлениях, совершенных во время сербской военной кампании 1991 года, всего четверых сербов: «Давайте сразу проясним, почему мы сейчас говорим об операциях «Шторм» и «Молния» и молчим о событиях 1991 года… Тогда в Хорватии было убито 14 тысяч человек…» Санадер признал, что на территориях, затронутых операцией «Шторм», были совершены преступления, и что многие из тех, кто находился в зоне военных действий, носили военную форму. Но при этом он утверждал, что командиры хорватской армии и в особенности один из любимцев Туджмана, генерал Анте Готовина, не несут ответственности за поступки этих людей. Кроме того, он настаивал на том, что Хорватия не позволит трибуналу расследовать последствия данных военных операций, и снова завел разговор о ее врагах. Заявляя о том, что люди каждую неделю находят массовые захоронения погибших во время нападения Сербии на Хорватию в 1991 году, Санадер явно преувеличивал. Учитывая все то, что нам известно о попытках Хорватии препятствовать расследованиям трибунала, можно сказать, что Санадер откровенно лгал относительно готовности его страны к сотрудничеству и проводил неправомерные сравнения с Сербией, которая тоже не спешила способствовать работе трибунала. Но, говоря о том, что неспособность задержать Караджича и Младича подрывает веру в честность международного сообщества, он был совершенно прав. «Если вы публично заявите, что расследуете агрессию 1991 года, это будет способствовать успеху вашего дела», — сказал Санадер. Я заверила его в том, что так и будет.

В 1998 году моя предшественница Луиза Арбур посетила Черногорию, которая вместе с Сербией участвовала в агрессии против Хорватии в 1991 году и поддержала попытки Белграда разделить Боснию и Герцеговину. В мае 1992 года ООН ввела экономические санкции против Сербии и Черногории — единственных республик, оставшихся в составе рухнувшей Югославии. Когда война в Боснии начала разгораться и санкции стали ощутимыми, черногорцы задумались. Кое-кто из политических лидеров поспешил дистанцироваться от Милошевича и его сторонников в Черногории. К 1999 году оппозиция Милошевичу в Черногории одержала верх, и две республики стали практически разными странами, имеющими одну армию и общую валюту. Когда черногорское правительство отвергло решения, принятые в Белграде, атмосфера стала накаляться. Люди беспокоились о том, что в республике могут возникнуть столкновения между сербами и просербски настроенными черногорцами, живущими в Черногории, и сторонниками независимости республики. После натовских бомбардировок Милошевич и югославская армия по вполне понятным причинам категорически отказывались сотрудничать с Международным трибуналом. Опасность была слишком велика, и следователи трибунала не могли посетить даже Черногорию, не говоря уже о Сербии. Мы решили пригласить правительственную делегацию Черногории в Гаагу. 4 февраля 2000 года штаб-квартиру трибунала посетил премьер-министр страны, Филип Вуянович.

Я заявила Вуяновичу что мы нуждаемся в сотрудничестве его страны. Сказала о том, что мы придаем огромное значение расследованию военных преступлений против сербов в Боснии, Хорватии и Косово, но Белград блокирует доступ к свидетелям и вещественным доказательствам, находящимся на территории Сербии. Еще одной важной целью для нас было задержание скрывающихся обвиняемых, и в первую очередь Караджича и Младича. Грэм Блуитт добавил еще одно имя — Веселин Шливанчанин. Этот уроженец Черногории разыскивался трибуналом по обвинению в казни 260-ти пленных, которых после взятия Вуковара в ноябре 1991 года забрали прямо из госпиталя.