Чиновник был расстроен несказанно! Лицо его приобрело выражение «И где та власть, с которою порой казнил толпу я словом?..». Он-то думал, что все от его речей сразу ощутят родство душ, прослезятся, осознают бесполезность своего поведения и дружно пойдут к своим станкам, или с чем они там работают… Идея объединения уже, кажется, витает в воздухе, но нужен герой, который сможет её осуществить, а без героя чегой-то никак никому до энтого не додуматься. И вот он и есть этот самый герой, явился к ним, снизошёл, а они… стоят как остолопы и в ус не дуют. Не сработало! Что делать?

Он сначала думал, что вот стоят перед ним бараны, которые ни фига не смыслят, ни в налогообложении, ни в фискальной политике, а уравнение Фишера по их убогим представлениям, – это из школьного курса математики. И так ему удобно и хорошо жилось с этими мыслями, что в России живут не люди, а не думающее ни о чём быдло, которое послушно стерпит любые фокусы с экономикой, любой грабёж и беспредел. А сегодня его взяли и расстроили: он увидел именно людей. И так жалко было разочаровывать его в привычных для него стереотипах, ведь не ровён час – прёт от шока!

На мировой финансовый кризис в России нынче принято сваливать чуть ли не все отечественные экономические преступления и неудачи. Встало производство, – виноват кризис, не платят зарплату, – опять он. Не отдают долги, не строят жилья, не оплачивают коммунальные услуги, – конечно же, и тут не обошлось без глобальных экономических потрясений! А причём тут кризис, да тем более – мировой, если у нас кругом сидят хапуги и ворюги? Социальная ответственность бизнеса – это нонсенс, потому что задача бизнеса – получать прибыль, а не раздавать всё неимущим. Да, социальную ответственность можно возложить на бизнесмена, но как на члена общества, а возлагать ее на компанию – бред! И все эти заявления о долге бизнеса перед страной, об обязанности заниматься благотворительностью, – эта глупость только у нас в России имеет место быть. Чиновники не хотят упускать возможность поживиться. Они говорят бизнесу: за вами ответственность перед народом и обществом, поэтому вот мы вам создадим фондик для… для… лечения больных педикулёзом, давайте вы туда быстренько приведёте пару миллиончиков, а мы из них тысяч сто этим вшивым отдадим, так уж и быть. Желание «банкиров», коими давно являются многие наши политики и чиновники, увеличить срок своей финансовой жизни, которая принесёт им немалые дивиденды, всё глубже и дальше заводит систему денежных отношений в кризис, которому вовсе нет никакого названия. Это не экономический кризис, а кризис «пережора».

В те годы родился такой анекдот. Идёт заседание правительства с повесткой дня «Что такое кризис и как с ним бороться?». Выступают эксперты, экономисты, каждый предлагает свой вариант: поднять цены на газ, на нефть, сократить всех рабочих, вырубить весь лес и продать за границу, увеличить добычу угля… Выходит очередной докладчик и говорит: «Господа, если мы прекратим воровать хотя бы на две минуты, то Россия не только победит так называемый кризис, но и обгонит Америку, Китай с Европой вместе взятыми на сто лет вперёд!».

Наш же чиновник удалялся с поля боя и сдержанно негодовал:

– Я, человек с высшим образованием, должен распинаться тут перед этими вот мазутными фуфайками!.. Проклятый Тренькин! Вот пусть сам в следующий раз сюда едет… Врал-то, врал, что и надо-то всего наивняк какой-нибудь про лихую годину толкнуть перед безликим быдлом, которое и буквы-то давно перестало различать, а они тут сыплют терминами о дефляции, о профиците госбюджета, о сырьевой модели… Сволочи! Выучили на свою голову! То ли раньше душевный рабочий класс был – на водку им дал, и порядок! Любо-дорого смотреть!

Этот удивительный стереотип наших господ, что рабочие непременно безграмотны и дики, вряд ли возможно разрушить. Они даже не задумываются: как может человек работать на современном заводе или фабрике, на сложнейшем оборудовании, будучи безграмотным и диким? Видимо, они сами никогда нигде не работали, ничего путного не создавали.

– Ну и как тебе такая риторика? – положил руку на плечо Жене ехидный Нартов.

– Это не риторика, а софистика, – нашёлся Женя. – Великолепное владение эристическими приёмами. Именно софистика допускает такое вот охаивание, гипноз славным и трудным прошлым далёких поколений, расчёт на некомпетентность слушателей, на их неспособность следить за речью высококвалифицированного противника, на их низменные порывы… Я же говорю, что это всё надо изучать, чтобы никто не мог нами вот так манипулировать! Этика настоящей риторики не допускает такого неуважительного отношения к слушателю. Это софисты гордились тем, что они могут обвести всех вокруг пальца.

– Ха-ха-ха! – смеялся уже кто-то в толпе, а Женя горячился:

– Речь – это всегда диалог, это всегда ожидание адресата. А тут никто не ожидал адресата! Настоящий оратор, – он, как следователь, по одной безмолвной реакции волнения, досады или радости слушателя уже получает ответ на свои вопросы. Тут же полное отсутствие обратной связи, а настоящий оратор не может без обратной связи!

– Да потому что им, болтунам этим, обратная связь с нами и даром не нужна! Им надо, чтобы мы заткнулись и ждали, пока они наши деньги прокрутят в каком-нибудь выгодном для них дельце. Вот и всё.

Люди удалялись с площади. Дождь усиливался, ветер – тоже. Ветер сотрясал ветхий стенд доски объявлений, на котором кто-то вывесил лист со стихами Эдуарда Багрицкого:

Были дни – винтовкой и снарядом

Отбивался пролетариат.

Кровь засохла – под землёю кладом

Кости выбеленные лежат.

А над ними трудовой, огромный,

Мир встаёт, яснеет кругозор…

И на битву с крепью злой и тёмной

От завода движется рабкор.

Сталь пера, зажатая сурово,

Крепче пули и острей ножа…

И печатное стегает слово

Тех, кто в темень прячется, дрожа.

Ниже было приклёпано объявление: «Продам смеситель, почти новый. Бригадир Кондрашкин».

Но в целом наука Риторика многим понравилась. Женю один раз видели за объяснением бабулькам из литейного, чем оксюморон отличается от энантиосемии. Некоторые даже просили у него сам учебник. Нартову, например, там приглянулась Первая речь Цицерона против Катилины, и он теперь периодически издевался над кассиршей Катей, грозно вопрошая прямо в её окошко, где она сидела, как барышня с лубочной картинки, подперев румяную щёку рукой:

– До каких пор, скажи мне, Катерина, будешь злоупотреблять ты нашим терпением? Сколько может продолжаться эта опасная игра с пролетариатом, потерявшим рассудок? Будет ли когда-нибудь предел разнузданной твоей заносчивости? Тебе ничто, как видно, озабоченность всех добрых граждан, что их зарплаты служат чьим-то злым замыслам…

– Ой, Нартов, отстань ты от меня!

– Таковы времена! Таковы наши нравы! Все всё понимают, но смиренно наблюдают, как ты глазами своими намечаешь, назначаешь, кому выдать деньги. Нет, Катерина, на смерть уже давно следует отправить тебя консульским приказом!..