Пирс отгородил веревкой угол прохладного, серого от пыли чердака и повесил четыре найденные там же портьеры в темно-бордовых розах; за ними, освещенное стрельчатым окном, находилось клубное помещение Невидимой Коллегии — не материального ее капитула, а того, к которому принадлежал один лишь Пирс. Иногда приключения, здесь предпринятые, обсуждались на постоянных ночных встречах, иногда нет.

По мнению Августина, преображение происходит с phantasticum,[75]то есть своего рода призрачным двойником, который выходит наружу в видимой форме, в то время как сам человек спит и наблюдает происходящее во сне. Однако Вервольфы неоднократно утверждали, что шкура является частью их организма, только она, как власяница (versipilis), обращена волосом внутрь. Один Вервольф, который на этом настаивал, умер от ран, когда хирурги попытались проверить его слова. Видимо, он говорил о каких-то иных «внутренностях».

Пирс вздрогнул, но не от холода. Заложил пальцем страницу и взглянул на окно, из которого донеслись голоса, звавшие его снизу: Джо Бойда, Уоррена. Подождут.

Вервольфы известны, разумеется, с античности, они упоминались и в художественных текстах, и в медицинских трудах, авторы которых называют это состояние Morbus lupinus[76]и в отличие от более поздних времен неизменно полагают иллюзорным. Не обошлось без Вервольфов и в Средние века, однако в конце XVI — начале XVII века свидетельства о появлении и о набегах Вервольфов внезапно и резко участились. В Бургундии, Венгрии, Богемии, Молдавии людей обвиняют в оборотничестве, им приписывают смерть домашних животных и детей. Получив разрешение, охотники устраивали большие волчьи облавы; Вервольфов хватали и приговаривали к жестокой казни. В те же годы повсюду в большом количестве обнаруживали, судили, пытали и сжигали ВЕДЬМ (см.). Энциклопедист Боден[77]винил в распространении ведовства тогдашних дерзновенных магов, которые безответственно выпускали на волю толпы дэмонов, а те вселялись во всех, кто был недостаточно осторожен.

Внезапно ему бросается в глаза двойная буква «æ» в слове «демон» — ее он видел часто в этой книге и у себя в молитвеннике, но больше нигде. Дэмон — это то же самое, что демон? В чем разница? Где находится Эгипет?

Мы привыкли считать Вервольфов исчадиями зла, грозой стад, а также и пастухов, способными принимать облик животных, подобно тому как ведьмы превращаются в кошек или мышей. Но имеются свидетельства, что сами Вервольфы не разделяли — или, во всяком случае, не всегда разделяли — это мнение. В 1692 году в Юргенсбурге состоялся суд над неким Тиссом, стариком на девятом десятке, который признался, что он Вервольф, и поразил судей заявлением, что его род не только не близок ведьмам, но, наоборот, является их природным врагом. Ведьмы, рассказывал он, губят урожай; они вырывают из земли только что посеянные зерна и проростки, воруют урожай на корню и все это относят в Преисподнюю. Когда наступают дни поста и молитвы, Вервольфы по ночам собираются вместе для борьбы с ведьмами, спасают украденное ими зерно, а также другие плоды земли и домашний скот и в целости и сохранности возвращают на поля. Если они не справятся, если промедлят, то застанут врата Преисподней закрытыми, и хлеб в этом году не уродится, рыбы в море попрячутся, молодняк скота вымрет. Ливонские Вервольфы были не одиноки: точно так же боролись с ведьмами и русские, и германские их собратья. Тисса покарали за ведовство, ему не помог рассказ о вражде ведьм и Вервольфов — тайная страница в истории чародейства.

Что, если это правда. Не может быть, но что, если бы все же. Странная, но правда.

Внезапная увлеченность зародилась в сердце Пирса, тоскливое желание, настолько простое и глубокое, что не приходилось сомневаться и гадать: тоскливое желание, неотличимое от горя, потому что это не было правдой, а ведь как хотелось.

Он задумался об их страданиях: снаружи ты один, внутри другой, ни для кого ничего не значишь, презираем и безвестен, и в то же время от тебя зависит благополучие остальных людей, пусть они об этом и не ведают.

В те дни Пирсу казалось, что его тяготение к неправой стороне, к побежденным в исторических битвах объяснялось желанием заступиться за безвинную жертву, то есть благим порывом души, вроде симпатии Джо Бойда к сизым конфедератам; но это было не так. Зачастую проигравшие, которым он сочувствовал, вовсе не были невинными жертвами (в американской революции Пирс был за тори,[78]склонялся также на сторону южан, хотя знал не хуже Джо Бойда, кто в этих конфликтах был прав, а кто виноват). Речь шла не о сочувствии невинным жертвам, а всего лишь о подспудном желании поменять стороны местами, вывернуть историю, словно в ней имелась тайная внутренняя логика, противоположная обычной, хорошие парни теперь не эти, а те, под другим флагом; это не может быть правдой, но что, если бы все же.