Доверяю ли я ему? Доверяю.

— Чарли говорит: сними рубашку, — шепчу я у его губ.

— Игра называется «Сайлас говорит».

Я провожу ладонями по теплой коже его живота.

— Уже нет.

— Малышка Чарли, — шепчу я, закидывая на нее руку. Прижимаюсь губами к изгибу ее плеча. Она ерзает, а затем натягивает одеяло на голову. — Чарли, пора просыпаться.

Она поворачивается ко мне лицом, но остается под одеялом. Я тоже натягиваю одеяло себе на голову. Девушка открывает глаза и хмурится.

— От тебя хорошо пахнет. Так не честно.

— Я принял душ.

— И почистил зубы?

Я киваю, и она хмурится сильнее.

— Так не честно. Я тоже хочу почистить зубы.

Я поднимаю одеяло, и Чарли тут же прикрывает глаза и стонет.

— Тогда поторопись, чтобы вернуться и поцеловать меня.

Она вылезает из постели и идет в ванную. Слышу, как поворачивается кран, но звук воды заглушается шумом снизу. Звон кастрюль и сковородок, стук закрывающихся ящиков. Похоже, кто-то затеял уборку. Я смотрю на часы — уже почти девять. Еще два часа.

Дверь в ванную открывается. Чарли бежит через всю комнату, запрыгивает на кровать и быстро натягивает на себя одеяло.

— Там холодно! — говорит она дрожащими губами. Я притягиваю ее к себе и целую в губы. — Уже лучше, — бормочет она.

Этим мы и занимаемся, пока я изо всех сил пытаюсь потерять счет времени. Целуемся и обнимаемся.

— Сайлас, — шепчет она, пока я ласкаю ее шею. — Который час?

Тянусь к тумбочке, чтобы посмотреть на телефон.

— Четверть десятого.

Она вздыхает, и я понимаю, что думаем мы об одном и том же.

— Я не хочу об этом забывать, — говорит девушка, глядя на меня глазами, похожими на два разбитых сердца.

— И я.

Она нежно целует меня. Я чувствую, как колотится ее сердце в груди, и знаю, что это не из-за наших забав под одеялом. Чарли боится. Хотел бы я избавить ее от страхов, но… увы. Я просто обнимаю ее. И с радостью делал бы это вечность, но у нас есть дела поважнее.

— Мы можем надеяться на лучшее, но нужно приготовиться к худшему, — говорю я.

Она кивает у моей груди.

— Знаю. Еще пять минут, ладно? Давай просто полежим и сделаем вид, что мы влюблены, как раньше.

Я вздыхаю.

— Чарли, мне уже не нужно притворяться.

Она улыбается и прижимается губами к моей груди. Дам ей пятнадцать минут. Пяти мало.

Когда наше время заканчивается, я вылезаю из постели и поднимаю Чарли.

— Нужно позавтракать. Таким образом, когда стукнет одиннадцать и мы снова начнем психовать, у нас будет пару часов в запасе, чтобы не беспокоиться о еде.

Мы одеваемся и спускаемся вниз. Когда заходим на кухню, Эзра убирается после завтрака. Увидев, как Чарли трет сонные глаза, она поднимает бровь. Думает, что я испытываю судьбу, приведя ее в дом.

— Не волнуйся, Эзра. Папа дал мне разрешение снова ее любить.

Женщина улыбается.

— Вы голодны?

Я киваю.

— Да, но мы сами можем приготовить себе завтрак.

Эзра лишь отмахивается.

— Ерунда! Приготовлю твое любимое блюдо.

— Спасибо, — улыбается Чарли. На лице женщины отображается удивление, прежде чем она уходит в кладовую.

— Господи! — выдыхает Чарли. — Неужели я была настолько ужасна, что она приходит в шок, услышав от меня банальное «спасибо»?

В этот момент на кухню заходит моя мама. Она резко останавливается, заметив Чарли.

— Ты здесь ночевала?

Вид у нее недовольный.

— Нет, — вру я вместо Чарли. — Я привез ее утром.

Мама прищуривается. У меня нет воспоминаний о ней, посему я не знаю, насколько она подозрительна.

— А почему вы не в школе?

Мы оба молчим с секунду, но затем Чарли быстро говорит:

— Сегодня гибкий день!

Мама молча кивает. Идет в кладовую и начинает общаться с Эзрой.

— Что еще за гибкий день? — шепчу я.

Чарли пожимает плечами.

— Понятия не имею, но звучало неплохо, — смеется она. — Как зовут твою маму?

Я открываю рот, чтобы ответить, но не могу вспомнить.

— Не знаю. Не уверен, что писал об этом в письмах.

Мама выглядывает из кладовой.

— Чарли, присоединишься к нам за ужином?

Девушка переводит взгляд с меня на маму.

— Да, мэм. Если не забуду.

Я смеюсь, а Чарли улыбается, и на долю секунды я забываю, через что нам придется вскоре опять пройти.

Замечаю, что Чарли косится на часы на плите. Беспокойство читается не только в ее глазах, но и в каждом движении тела. Я беру ее за руку и слегка сжимаю.

— Не думай об этом. У нас еще час.

— Не представляю, как кто-то мог забыть, насколько это великолепно, — говорит Чарли, съедая последний кусок блюда, которое приготовила для нас Эзра. Кто-то мог бы назвать это завтраком, но это блюдо заслуживает отдельной категории.

— Еще раз, как оно называется? — интересуется Чарли.

— Тост с «Нутеллой», — отвечает Эзра.

Чарли записывает на бумажке «Тост с „Нутеллой“ и ставит рядом два сердечка. Затем дописывает: „Ты ненавидишь раков, Чарли!!!“».

Прежде чем вернуться ко мне в спальню, Чарли крепко обнимает женщину.

— Большое спасибо за завтрак.

Эзра замирает на секунду, прежде чем обнять ее в ответ.

— Не за что, Шарлиз.

— Сможешь приготовить мне его в следующий раз? Даже если я не вспомню, что мы сегодня ели?

Та пожимает плечами.

— Наверное.

Пока мы поднимаемся по лестнице, Чарли вдруг говорит:

— Знаешь что? Мне кажется, деньги нас озлобили.

— О чем ты? — Мы доходим до комнаты, и я закрываю дверь.

— Похоже, мы были очень неблагодарными людьми. Испорченными. Не уверена, что родители научили нас быть добрыми. Так что в каком-то смысле… я благодарна за все, что с нами случилось.

Сажусь на кровать и тяну девушку себе на колени. Она кладет голову мне на плечо и поднимает лицо.

— Кажется, ты всегда был добрее меня. Но не думаю, что мы можем гордиться тем, кем были раньше.