– Ты смотри как расчувствовался, – чиновник мечтал забить насмерть каждого жителя этих поганых камер.

– Я не хотел ничьей жертвы. Я воспользовался ситуацией, потому что очередная смерть ничего бы не решила. Но мне искренне жаль, что так вышло, – ему и правда было горько. Сейчас бы принять небольшой пузырек и послушать Коэна, а не вот это вот все.

– Я прошу прощения. Я испугалась. Как представила, что моя жизнь кончится здесь, в этом помещении. А она была самой легкой жертвой, – все знали, что Юля будет следующей, и она лишь отсрочила свой уход.

– Они все равно убьют тебя, дура тупая, – Ирина сидела на каменном полу и кидала круглые шарики из хлеба об стену. – Потом будет псих, нарик и я. Руку на отсечение, что если кто-то и спасется из этой дыры, это будет Скорляк.

Все замолчали. Никто не хотел продолжать рассуждения итак очевидные. В этих условиях все решает сила и жестокость. И того, и другого у чиновника в избытке.

– Я не хочу умирать. Я еще молода, – Власова подумала о 20 бесполезных годах. Она так и не стала врачом, как мечтала. Университет видел ее лишь на посвящении, дальше папины деньги сдавали экзамены. Папа… Она не видела его с Рождества. Удивительно, они не разговаривали по душам лет пять. Мама, которая каталась из одной точки Земли в другую, вообще забыла, как выглядит дочь. Так ли нужно ей выжить? Стоило ли это того, что она сделала с женщиной?

– Раз не хочешь, не умрешь, – брюнет в соседней камере тяжело вздохнул. Его очищенные легкие больше не казались тяжелыми, но от этого не было легче. Он понимал, какую роль ему уготовили и против Скорляка шансы не велики, но хуже всего, что ему не хотелось терять избалованную девчонку за стеной. – Что тебе нравится больше всего на свете?

– Совы, – девушка улыбнулась и вспомнила тематическое кафе в центре Москвы. – Они милые и пушистые.

– А еще? – ему нравилось говорить с ней так, будто это ничего не значило, будто они на обычном свидании в кофейне.

– Еще мне нравятся лилии и дождь. Запах сигар от каждой папиной рубашки и французский рэп, – послышались далекие хихиканья. – Не смейся!

– Я все думал, кто эти чокнутые, кто слушает эту муть. Вот и встретил отбившегося от стаи, – впервые за много лет Вася смеялся от души. – Мне старый рок ничего не заменит.

– А ты, братец, мечтатель, – Петр Узич почти всегда молчал. Ему было противно в обществе этих людей, но хуже всего, что с каждой секундой и пропущенной таблеткой, зверь, который нашептывал ему ужасные вещи, становился громче. Головные боли снова усилились, ему было страшно, он хотел остаться в этой камере навечно. – Я тоже был таким в юности. Стихи писал даже, – так было до того, как он проснулся однажды ночью от крика, который исходил из его головы. Этот страшный день стал началом.

– А я вот думаю, что ты шпион, – Скорляка уже тошнило от лирических разговоров соседей. – Какой-то ты неприятный.

– А ты само Очарование, – Вася усмехнулся. – Она специально нас стравливает. Наверняка у нее есть камера или что-то в этом роде. Ничего не бывает просто так, господа.

Я не слышала, что они говорили. Пару минут назад мне написала моя бывшая лучшая подруга и я отдалась во власть ностальгии. Ее звали Виктория. Мы познакомились сразу после моей неудачной любви и, пожалуй, она единственная была близка к тому, чтобы знать меня настоящую.

Мы не были похожи. У нее были плавные формы против моих костей, густые черные волосы, а не три светлых пера, но самое главное: за ее спиной было сытое и счастливое детство. Я завидовала ей, ее семье, ее счастью. Не по-плохому, по-хорошему, если такое чувство вообще имеет оттенки. Вы поймете меня, если видели по-настоящему счастливых людей, когда сами были глубоко несчастны.

Мы далеки друг от друга также, как Эйфелева башня далека от статуи Свободы. Нас разделяет океан и бесчисленное количество чужих земель, неясных и непонятных. Чья бы рука не сотворила из нас шедевры, мы всегда будем разными галактиками, непостижимыми и близкими, сотворенными Богом, чтобы развеять вечно счастливой конец глупой сказки.

«Мы беременны. Можешь представить?» – это сообщение заставило прыгать на месте так, будто меня освободили от цепей, которые сковали сухие запястья. Я была несказанно рада за нее, рада, что она не знает, в кого я теперь превратилась. Стук в дверь заставил меня спуститься с небес. Денис, которого я не видела целую вечность красовался в дверях.

– Я вовремя? – его бархатный голос заставил меня поверить, что я тоже могу быть счастлива. Недолго думая, я прыгнула к нему на руки и поцеловала прямо в губы. Всего на секунду он отстранился и посмотрел в мои лучистые глаза. – Ты… – не знаю, что он хотел спросить. Я не хотела слушать. Мне нужен был контакт с живым человеком, нужно было участить сердцебиение. Я прижалась к нему всем телом, он сдался. В этот день я впервые поняла, что значит заниматься любовью. Не один мужчина не относился ко мне с такой осторожностью и заботой. Но самое главное, мы уснули вместе со следами своего грехопадения, растрепанные и уставшие, мы обнялись и уснули. Вместе.

Утром я встала пораньше. Впервые мне не снился кошмар, я не вскакивала в темноте и испуге. Его светлое лицо казалось почти ангельским, я не разрешила себе выбраться из постели.

– Как мило, что ты наблюдаешь за тем, как я сплю, – его невероятно черные глаза посмотрели на меня так неожиданно, что я отвернулась в смущении. – Тебе идут розовые щечки.

Он поцеловал меня, и мы продолжили на том месте, где остановились. Я впервые чувствовала себя желанной женщиной. Знаете, как важно знать, что кто-то улыбается, глядя на тебя? У вас-то есть такой человек?

Завтрак я готовила сама. На улице был полдень, я бегала босиком по мохнатому коврику, а он пытался поймать меня.

– Тебе нужно поесть, – я хихикала и уворачивалась от его объятий.

– Я могу целую неделю прожить на твоих поцелуях. Вот увидишь, – его крупные руки сгребли меня в охапку и прижали к себе. – Я побуду твоей липучкой, а ты готовь то, что хочешь.

– Так неудобно, – его небритая щека была самым приятным из всего, что мне доводилось трогать. – Лучше достань молоко для кофе. Я поставлю чайник, – он нехотя отошел к холодильнику и рассмеялся. – Что такое?

– Хлеб и вода? К войне готовишься? – Денис