Монголы – невероятно морозостойкий народ. Позже мне не раз придется наблюдать, как в холод они, занимаясь своими обычными делами на открытом воздухе, порхают, словно бабочки среди лепестков, и кажется, что на улице даже приятно. Но чужеземцу вроде меня стоит только выйти наружу, чтобы моментально отморозить себе полтуловища.

В два часа ночи мы наконец добираемся до места ночлега. Забытая даже самыми терпеливыми монгольскими богами гостиница в какой-то сказочной дыре широко раскрывает свои двери. Точнее, они там просто не закрываются. Мы снимаем комнату с четырьмя кроватями. Хозяин приволакивает обогреватель, который едва пердит. Мужики разбиваются по парам, и через минуту комната наполняется казарменным храпом. Никого не волнует минусовая температура гостиничного номера – мы просто до смерти устали, дайте нам поспать.

Весь следующий день мы, как группа вымирающих мамонтов, медленно пробираемся через заснеженный перевал. Очень часто пробиваем колеса, отстаем от графика почти на полдня. От сильной тряски у меня постоянно болит голова, я все чаще отрубаюсь на ходу.

В следующем притоне нам везет – есть горячая вода. Тоненькая струйка комфорта, к которой по очереди припадают мужики, и довольное жизнью звериное урчание разносится по всему гостиничному этажу. Я сильно удивляюсь, когда мне удается подловить в этой дыре призрачный, как паутина, wi-fi. Тут же звоню знакомому своего друга, который живет в Улан-Баторе. Парень заверяет, что без проблем впишет нас у себя. Меня начинает наполнять давно забытое чувство уверенности в завтрашнем дне. Эта мысль бодрит, и все неудобства вдруг приобретают временный характер.

Утром следующего дня мы решаем вскипятить чайку, но в номере нет чайника, и я достаю свою горелку. Наконец-то чай без соли! Потом мы разгружаем одну из машин и едем в соседнюю деревню. Водитель долго разговаривает с хозяином какого-то дома, затем они выпивают жбан водки, и мы вместе грузим в машину все, что есть в этом доме, вместе с домом. Выясняется, что в сложенном виде юрта занимает места не больше, чем два холодильника. Мы грузим телевизор, стиральную машинку, небольшую тумбочку и мешок с одеждой. Это все имущество семьи из пяти человек.

В полдень наконец выезжаем из городка. Впереди нас ждет небольшой подарок – сто километров асфальта. Но особой радости на лицах водителей не наблюдается, наверное, потому что они уже знают о буре, которая нас совсем скоро настигнет. Через несколько километров мы попадаем в такой шторм, что наши восьмитонные корветы то и дело слетают с дороги и стремятся разбиться о камни. Видимость падает до пяти метров. Ко всему прочему выясняется, что водитель нашей машины подслеповат – он постоянно теряет трассу. Мы со штурманом начинаем яростно орать и махать руками в нужном направлении, каждый раз, когда наша фура вновь и вновь соскальзывает с асфальта и направляется в степь.

Ползем со скоростью двадцать километров в час. За пять часов проезжаем почти сто километров. Буря из песка и снега не прекращается. На совете стаи решаем искать деревню, которая должна быть в нескольких километрах на юге. Грузимся по машинам, сползаем с асфальта и направляемся в степь. Восемь пар глаз вглядываются в целину. Через час из метели на нас выплывает присыпанная снегом деревенька. Выясняется, что здесь живет семья Медведя. Мы размещаемся в юрте. Женщины начинают готовить еду – опять эти гигантские порции. После ужина мы все вместе с бабами, плечом к плечу, ложимся на полу. Юрта отлично прогрета.

Следующий день в точности повторяет день предыдущий. Но вечером нас ждет сюрприз. Я сижу и ем лапшу в компании наших водителей. Вдруг в юрту вваливается какой-то пьяный мужик и начинает горланить что-то по-монгольски. Медведь спокойным тоном отвечает на выпады пьянчуги, но эти слова только нервируют нежданного гостя. Он срывает с себя рубашку и набрасывается на Медведя. В быту Медведь мог бы с легкостью порвать этого пистона, но сейчас, сидя за столом, он в невыгодном положении и вынужден занять оборонительную позицию. Я перепрыгиваю через стол, наваливаюсь всем телом на обидчика и обхватываю его руками сзади. Медведь, пользуясь моментом, заваливается на спину и всаживает пяткой в челюсть сопернику. Дебошир откидывается назад, и мы вместе летим на пол. Драка закончена.

Вспоминая этот день, я понимаю, что тогда своими действиями заслужил уважение в бригаде. Даже старый ворчливый водила с херовым зрением, который всю дорогу угрюмо косился в мою сторону, после драки начал угощать меня конфетами, хотя до этого делился ими только со штурманом.

Выписка из дневника: Монголия. День седьмой. Сижу в машине. До Улан-Батора осталось максимум 150 км. Мы снова пробили колесо. Уже ночь, а у нас нет целой запаски. На улице -30º С. В машине немного теплее. Я херею. Последние полчаса пытаюсь соскоблить корку льда с внутренней стороны лобового стекла. Уже часа четыре мои пальцы ног не подают признаков жизни. Осталось просто поджечь к черту эти сраные грузовики, чтоб хоть как-то согреться. В Улан-Батор мы попадем только ночью, и нас там никто не ждет. Парень, который согласился нас принять, в самый последний момент отказал. Я уже вижу, как мой труп стынет на тротуаре в -30º С, в ветер и снег.

В пять утра мы десантируемся возле огромного логистического центра в Улан-Баторе. Морально готовимся с Женей идти искать для сна подъезд потеплее, но один из водителей подзывает нас и говорит, что снимет нам отель на ночь. Мне хочется обнять его и расцеловать.

Весь следующий день я трачу на попытки познакомиться с каким-нибудь местным жителем, чтобы вписаться к нему на ночлег. Но дело не идет, и ближе к ночи мы стоим у входа в буддийский монастырь. Я стучу в дверь, открывает лысый парень лет пятнадцати. Я жестами объясняю ему, что нам с Женей негде ночевать. Парень просит подождать у входа, пока сбегает за учителем. Вскоре к нам выходит высокий молодой монах в буддийской рясе. Я по-английски обрисовываю ситуацию. Он делает несколько традиционных звонков, просит нас показать паспорта и предлагает переночевать на полу в его комнате.

Мы интересуемся у этого парня, почему он решил стать монахом. Все, что он может ответить: здесь дают бесплатную еду, жилье и возможность учиться до бесконечности. Большинство его учеников из бедных семей. Монашество для них – хороший способ не париться о своем будущем. За них уже все решили – трехразовое питание, бесплатное жилье и горловые песнопения. На вопрос, кем бы он хотел быть по жизни, парень отвечает, что хотел бы стать ламой.

Две следующие недели я проживу в Улан-Баторе. По большей части в хостеле за пять баксов – двухкомнатной конуре, насквозь провонявшей корейской жратвой. В комнатах смердит так, что я прихожу сюда буквально на несколько часов, чтобы поспать. На соседней кровати живет китаец, который день и ночь смотрит на ноуте детское порно, а рядом с ним – американец, который рассказывает своим подругам по телефону о том, как в двадцать три года лишился девственности.

Весь Улан-Батор выглядит как спальный микрорайон, постройка которого затянулась на десятилетия. Здесь практически нет деревьев, холодно и грязно. Я брожу по окраине города и постепенно впадаю в апатию. Я представляю, как в этих панельных коробках с тусклыми грязными окнами скрываются сотни маленьких вселенных. Таких маленьких, что их можно собрать в ладони.