что до сих пор слабо представляла себе Эстер и её жизнь до того, как она оказалась в плену Стэфана.

Крыс скользнул по палубе белой молнией и быстро вскарабкался на моё плечо. Мариота скривилась и поспешила отойти, а зверёк, ничуть не смутившись её брезгливостью, уронил мне в руку круглый камешек.

Я машинально сжала его в ладони и направилась в каюту — очень хотелось упасть на кровать и не подниматься часов пятнадцать. Только когда я удобно устроилась на жёстком матрасе, а крыс свернулся калачиком на животе, поднесла к глазам и получше разглядела подарок Йо.

Оказалось, что крыс притащил вовсе не камешек. Матовая жемчужина приятно поблескивала в полумраке, и из-за розоватого отлива перламутра она казалась особенно нежной и хрупкой.

Вдруг в памяти что-то всколыхнулось, проскользнул отрывок прошлого, но я не успела ухватить его целиком. Вспомнила только колечко с розовой крупной жемчужиной, но отчего-то жуткая боль — не моя, Эстер, — снова растеклась в груди и стала пульсировать с такой силой, что на глазах проступили слезы. Как же странно все-таки жить в чужом теле и чувствовать настолько непривычные реакции.

Но крыс молодец. Я погладила мягкую шерстку, и Йо завозился под моей рукой, вытягиваясь в полный рост.

— Молодец. Если найдешь ещё — приноси.

Я убрала жемчжину в маленький бархатный кошелёк, расшитый тонким цветочным узором из позолоченных ниток, и спрятала его за голенище высокого сапога. Наверное, жемчуг здесь, на островах, стоит дёшево, но какие-никакие, а первые деньги. Они очень пригодятся после побега, если мне всё же удастся его совершить. В том, что совершить его необходимо, у меня уже не осталось никаких сомнений.

— Ты прекрасна, — прошептал рыжий офицер почти в шею, и по коже побежали мелкие мурашки удовольствия. — Я обязательно вернусь к тебе, очень скоро.

Долгий поцелуй, и ещё более долгие объятья прежде, чем статный молодой моряк выбрался через окно в сад и исчез в ночной темноте.

А я ещё долго смотрела, как ветер качает тёмные листья деревьев, прижимая к груди кольцо с крупной жемчужиной, которое он подарил сегодня в этом самом саду, на заднем дворе.

Дни пролетали за днями в ожидании новой встречи, пока в одно дождливое утро на пороге виллы не появились двое — тот самый офицер вёл под ручку прелестную блондинку. Тонкая, как колосок пшеницы, она звонко смеялась, её глаза сверкали чистотой горного родника.

— Моя невеста, — буднично представил её молодой моряк, а потом повернулся к моему отцу, чтобы обсудить какие-то дела.

Чай не лез в горло, набухшее слезами, холод и дрожь бежали по телу, болью разрывалось раненое сердце.

Потом — снова мутная пелена рыданий до хрипоты и голода. Где-то в кустах затерялось выброшенное жемчужное кольцо. Совсем не трогали громогласные отповеди отца, который от служанок узнал обо всём. Раньше губернатор острова казался мне жутко строгим, но теперь пелена отчаяния застилала всё, приглушала чувства, и праведный гнев отца доносился до меня лишь отголосками.

В одно утро низкие тучи висели над землёй, грозясь вот-вот разродиться дождём. Отец вошёл в комнату, решительно размахивая каким-то письмом, и встал над моей кроватью — я едва успела натянуть одеяло повыше — ещё не поднималась с постели, и не имела ни сил, ни желания вставать.

— Капитан "Летучего Голландца" Стэфан Уиллис требует, чтобы в этом году вместе с процентами я отдал ему тебя. Что мне делать с тобой, неразумная дочь? — прогудел отец, бледный и, кажется, немного напуганный, похожий на гипсовый памятник самому себе.

— Примите его условия, отец. Я обесчещена и обманута, мне нет больше места в этом доме, — собственный голос звучал как будто со стороны, но в нём сквозила полная убеждённость.

Я очнулась и рывком села на кровати, даже не открыв глаза. Сердце билось часто, но в груди уже ничто не сжималось от нестерпимой боли.

Йо из-за резкого движения скатился на пол и, недовольно рискнув, забрался обратно по покрывалу, половина которого свесилась с матраса. Я подхватила зверька и пересадила на подушку — всё равно не усну, пусть хоть он подремлет — а сама спустила ноги на пол.

Пока приводила себя в порядок, в мыслях то и дело всплывали фрагменты сна. Значит, Эстер предал её возлюбленный, и ей в шоковом состоянии уже казалось неважным, куда идти, что делать и даже — с кем спать. Может, немного позже, когда она поняла, куда именно попала и какая её ждёт судьба, решила покончить с собой. А может, бросилась в море оттого, что не смогла полюбить Стефана и боялась гнева команды?

Чтобы проветриться, я выбралась на палубу и глубоко вдохнула. По небу тяжело тащились густые клубы облаков, ветер стал прохладным, а на воде усиливалась рябь.

— Шторм сегодня будет, леди, — пояснил Ги, возникший за спиной будто из ниоткуда. — Возьмите на камбузе побольше еды — может, не на один день затянется, вам ведь придётся всё время в каюте сидеть.

Простодушие вечного юнги вызывало улыбку. За всё время на корабле я и в самом деле не стала частью команды, почти ни с кем здесь не сблизилась — даже со Стефаном, но относились ко мне неплохо. Почти все, не считая Мариоты.

Делать всё равно нечего, капитана на палубе не видно, значит, сейчас он занят и тренировку по фехтованию решил отложить, так что я неторопливо направилась к коку.

Постучала, но он не ответил. Тогда приоткрыла дверь на камбуз и заглянула внутрь.

Старик сидел за столом, прижимая руки к лицу, и мелко покачивался взад-вперёд в такт движению корабля. Я, нарочито громко топая, подошла ближе и села на табурет напротив. Рыболюд вскинул голову, и первые несколько мгновений смотрел на меня пустыми глазами. А когда узнал, расплылся в широкой улыбке, обнажая ряд зубов, которые выглядели теперь гораздо острее, чем месяц назад.

— Что-то случилось? — без предисловий спросила я, вглядываясь в побелевшие глаза, в которых почти ничего уже нельзя было рассмотреть.

Старик пожевал губы, попытался сцепить покрытые чешуёй пальцы рук, но перепонки ему помешали. Тогда он спрятал ладони под столешницу и отвёл взгляд. Я продолжала смотреть на кока в упор, дожидаясь ответа. Старик раньше всегда был весел, и казалось, не замечал, как чешуя покрывает всю его кожу, взгляд затуманивается, и все вокруг делали вид, что его ежедневные многочасовые "купания" — это абсолютная норма. Но я видела, что что-то не так, и теперь явно настало время всё прояснить.

— Море зовёт, — наконец, не выдержав, признался кок.

— Что это значит? — решила