Грозный имел право гордиться своей победой. В механизме военной монархии все колеса, рычаги и приводы действовали точно и отчетливо, оправдывая намерения своих организаторов; под стать военным средствам складывалось и управление вновь покоренного края. Наказ, данный полоцким воеводам в 1563 году, начинается со строгих и обстоятельных до мелочей мер для охраны города от пожаров; у местных жителей отбирается все оружие; по ночам воеводы сами по очереди должны объезжать город с фонарями; городничие замыкают городские ворота и приносят ключи первому воеводе; по всем дорогам должны быть выставлены сторожевые отряды. Подозрительных людей велено незаметно высылать окружным путем через Псков и Новгород в Москву. При всем том наказ требует, чтобы воеводы творили суд скорый, правый и внимательный поместным обычаям; им предписывалось узнавать у жителей о прежних податях, оброках и т. п.

IV. Успехи и неудачи военной монархии

В характеристиках царствования Ивана IV со времени Карамзина обычно применялся прием разделения всего периода его царствования (1547–1584) на две эпохи: первые пятнадцать-шестнадцать лет правления, от 1547 до 1563 года приблизительно, определялись как счастливое время широких административных реформ, удачных войн, веденных по унаследованным принципам и способам мудрого управления под руководством опытных советников; последующие двадцать с лишним лет. от 1563 до 1584 года, рассматривались как время непосильной борьбы, неудач во внешней политике, уклонившейся от традиционных путей, как время хаоса в управлении, господства неограниченной власти, проявления произвола.

В этом разделении на две эпохи заключена была вместе с тем оценка личности и деятельности Ивана Грозного: оно служило главной основой для умаления его исторической роли, для занесения его в число величайших тиранов всемирной истории. К сожалению, при анализе этого вопроса большинство историков сосредоточивало свое внимание на переменах во внутренней жизни Московского государства и мало считалось с международной обстановкой, в которой находилась Московская держава в течение того и другого периода эпохи царствования Ивана IV.

Суровые критики как бы забывали, что вся вторая половина царствования Ивана IV проходила под знаком непрерывной войны, и притом войны наиболее тяжелой, какую когда-либо вело Великорусское государство.

Для того, чтобы установить правильное суждение о месте, которое занимает Иван Грозный в истории XVI века, необходимо прежде всего рассмотреть связь между фактами внешней и внутренней политики в период крупнейшего кризиса Московской державы.

1

В 1563 году Иван IV был на верху могущества. Он владел выходом к морю и восточной половиной Ливонии, обеспечив себе торговую и военную дорогу по Западной Двине. Высоко стоит в это время его военно-организационная слава и популярность. Но за успехом, одержанным под личным командованием царя, последовали в начале 1564 года неудачи его воевод. Грозный выработал широкий план наступления вглубь Литвы. Завоеватель Дерпта, Шуйский, должен был двинуться из Полоцка, а Серебряные-Оболенские — из Вязьмы и, соединившись вместе, идти на Минск и Новогрудок. Но Шуйский шел «оплошася небрежно» — доспехи везли в санях. На него внезапно напал у Витебска Радзивилл и разбил при Уле; другой отряд потерпел поражение при Орше.

Далее произошло событие, не важное по своему стратегическому значению, но необыкновенно внушительное в политическом смысле: измена Курбского, которому царь еще в 1562 году, когда князь был главнокомандующим в Ливонии, безгранично доверял.

Только если мы дадим себе отчет в необычайно остром впечатлении, которое в Москве оставили эти военные и политические несчастья, будет понятен правительственный кризис 1564 года, казни, выезд Грозного в Александрову слободу, опала боярству, выделение опричнины как особого корпуса избранных военных, которому встревоженный до последней степени царь готов был поручить самого себя и державу среди проникшей всюду измены.

Русские историки обладают документом совершенно исключительного интереса в виде переписки Грозного с Курбским, дающей возможность судить не только о настроении, но и о мировоззрении главных действующих лиц одного из наиболее драматичных моментов эпохи: приходится сказать, что в современной западноевропейской литературе нет ничего подобного. А между тем как своеобразно отразились вкусы гуманистического века в этой словесной перестрелке высшей правящей особы с изменником нации и родной стране, в этом рыцарски-задорном состязании царя и бывшего его слуги, которые бьются на равных условиях, стараясь перещеголять друг друга ученостью и диалектическим мастерством.

В ответном письме Курбскому сказался весь Грозный, умный, талантливый, полный кипучей энергии и крайне вспыльчивый. Какие отчеканенные выражения о власти, какая ясность политической мысли, какая уверенность в своем монархическом призвании, и как все это беспорядочно загромождено ненужными историческими ссылками, кучей бесполезных имен народов и императоров! Сколько лишнего, сколько повторений, какой переизбыток бранных эпитетов, неправдоподобных обвинений!

Перед нами встает во весь рост крупная фигура повелителя народов. Пример других государей, ограниченных во власти и поневоле умеренных, на который ссылается противник, неубедителен для Грозного[7]: «Там ведь у них цари своими царствами не владеют, а как им укажут их подданные, так и управляют. Русские же самодержцы изначала сами владеют своим государством, а не их бояре и вельможи!» Самодержец носит в себе закон власти, высшую мудрость, безграничное право суда над подданными: «Зачем же и самодержцем называется, если сам не управляет?». «Всегда царям следует быть осмотрительными: иногда кроткими, иногда жестокими; добрым же — милосердие и кротость, злым же — жестокость и муки, если же нет этого, то он не царь. Царь страшен не для дел благих, а для зла. Хочешь не бояться власти, так делай добро; а если делаешь зло — бойся, ибо царь не напрасно меч носит — для устрашения злодеев и ободрения добродетельных».

Впервые в этом письме к Курбскому вырывается затаенное и, может быть, никому до тех пор так ясно не высказанное негодование против высшего совета, с Сильвестром во главе, ограничившего царскую власть. «Но в том-то причина и суть всего вашего злобесного замысла, ибо вы с попом решили, что я должен быть государем только на словах, а вы бы с попом — на деле». К этому больному вопросу Грозный постоянно возвращается; видно, что его самолюбие очень страдало под опекой сурового церковника. В годы вынужденного бездействия и подчиненности у него сложилась целая теория власти и осуждение господства священников, как строя неразумного, неизбежно несущего государству гибель, потому что «попы — невежи», несведущие в государственных делах. «Нигде ты не найдешь, чтобы не разорилось царство, руководимое попами».