«Нашей подводной лодке заводом перед спуском было дано имя “Святой Георгий”. Командиру и команде весьма желательно было бы, если возможно, оставить название, тем более что данное ей — Ф-1 — по-немецки означает «скот», скотина...»

Просьбу команды уважили. За подводным кораблем утвердили гордое и победное имя. Кстати, Ризничу уже довелось служить на «Георгии Победоносце» — эскадренном броненосце. Это было 15 лет тому назад. И вот — новый «Георгий»...

19 апреля 1917 года Лондон наконец раскошелился и перевел заводу «Фиат» обещанный России кредит — 2 251 628 лир.

Путь в Россию был открыт.

У похода «Святого Георгия» была своя очень важная предыстория.

В сентябре 1916 года германское командование направило в Северный Ледовитый океан флотилию подводных лодок. Восемь субмарин развернули самый настоящий террор: за десять дней они пустили ко дну четырнадцать русских и союзных транспортов.

Но уже собирала свои силы флотилия Северного Ледовитого океана. И уже шли из далекого Владивостока через три океана в четвертый выкупленные у японцев эскадренные броненосцы «Полтава», «Пересвет», крейсер «Варяг»... Спешил из Средиземного моря крейсер «Аскольд». Дымились буксы у железнодорожной платформы под тяжестью подводной лодки «Дельфин», которую сопровождал из Владивостока в Архангельск будущий вахтенный начальник «Святого Георгия» подпоручик по адмиралтейству Михаил Мычелкин.

Флотилия стягивала свое боевое ядро. Ни одна страна не собирала свои корабли к бою на таком пространстве. Долог и опасен был путь на север. Не всем удалось дойти до скалистых берегов Мурмана. На выходе из Порт-Саида взорвался по неизвестной причине «Пересвет».

Самым малым кораблем, добиравшимся на север, была подводная лодка «Святой Георгий».

...Старый вахтенный журнал. Пожелтевшие разграфленные страницы, каллиграфический бег пера и следы от капель соленой морской влаги:

«7-го мая 1917 г. Воскресенье, г. Специя.

11.30. На строившейся в Италии в городе Специя на заводе “Фиат — Сан-Джорджио” лодке подняты флаг, гюйс и вымпел. Лодка начала кампанию.

Освящение лодки и Флага произвел приехавший из Рима священник при Российском в Италии посольстве архимандрит Симеон в присутствии Российских консулов из Флоренции и Сицилии, главного командира гавани Специя вице-адмирала Кани, администрации завода и офицеров строящихся лодок для Испании и Португалии».

«Из Специи. Вторник 13/20 июня.

7.00. Погрузили на конвоир, итальянский вооруженный пароход “Равенна”, офицерский багаж; команда окончательно перешла из занимаемого на заводе помещения на лодку.

8.25. Вышли в бухту на погружение и дальнейшее следование с конвоиром “Равенна” в Геную.

16.30. Стали на правый якорь в порту г. Генуя около завода “Ансальдо”, пришвартовались кормой к стенке.

Лейтенант барон Роппий».

Записи в вахтенном журнале вел старший офицер подводной лодки лейтенант барон Ропп-1-й. Несмотря на отрывочность заносимых в журнал сведений о походе, обстоятельства опасного плавания прорисовываются весьма отчетливо.

В Генуе «Святой Георгий» получил первое боевое задание: отконвоировать в Гибралтар вместе с французским эсминцем и подводной лодкой восемь союзных транспортов. 18 июня 1917 года Ризнич вышел из Генуи в охранении каравана. Этим рейсом начинался долгий путь домой...

О том, в каких условиях протекало четырехмесячное океанское плавание, можно судить по свидетельству одного из подводников той поры:

«Даже в холодные зимние дни в отсеках не могло быть искусственной теплоты, так как драгоценное электричество не могло быть выделено для обогрева и температура внутри лодки была температурой воды, в которой она плавала. Спертый воздух, насыщенный маслом от работающих машин, запахом камбуза, необходимость хода целые дни без ванны и даже без умывания — все это было слишком неудобно.

Корабль постоянно качало, и некоторое число команды, даже испытанных людей, часто болело морской болезнью. Постоянная качка делала почти невозможным стоять или спать, и хотя бедный моряк мог бы выспаться, но качка выбрасывала его из койки на палубу. Едва можно было писать (слишком холодно) и читать, так как было мало света и главным образом потому, что от качки глаза не могли держать в фокусе написанное.

Но наиболее раздражающим явлением в жизни подводной лодки была сырость. Над матросом, лежавшим в койке, зачастую капала вода, подобно дождю.

Несколько часов плавания под водой приводили к тому, что умственное состояние определялось как “обалдевание”. Но физические страдания почти ничто в сравнении с мыслью, что лодка в любую минуту могла натолкнуться на германские мины».

«Святой Георгий» отправился в плавание в самый разгар подводной войны. В феврале 1917 года Гинденбург и Людендорф настояли на том, чтобы Германия начала неограниченные действия подводных лодок. Атлантика кишела немецкими субмаринами. То была последняя и потому особенно яростная попытка задушить Англию кольцом морской блокады.

Караван, который сопровождал «Святой Георгий», вошел в Гибралтар, прижимаясь к побережью Франции, держась подальше от некогда бойких главных морских трасс Средиземноморья.

Справа по борту оставались роскошнейшие европейские курорты — Ривьера, Ницца... Немыслимо голубое летнее море меньше всего походило на «театр военных действий».

Вечером 21 июня моряки каравана наблюдали лунное затмение. Штурман Ропп записал в вахтенный журнал с прилежностью астронома: «19.16. Началось лунное затмение.

Четверг. 1.30. Луна очистилась».

Подводники, люди, склонные к поиску предзнаменований, толковали — добро или беду сулит затмение светила. На другой день выяснилось, что беду. Неподалеку от Картахены на «Святой Георгий» вдруг ринулся испанский крейсер с явным намерением протаранить лодку. Пришлось срочно погружаться и уходить на безопасную глубину. То ли испанец ошибся, то ли имел злой умысел — гадать было некогда...

25 июня караван благополучно добрался до Гибралтарской скалы. Оттуда «Святой Георгий», не обремененный конвойной службой, двинулся налегке. Однако едва они миновали пролив и вышли в Атлантику, как на лодку обрушилась беда за бедой. Сначала вышел, из строя мотор-генератор гирокомпаса. Затем налетел шторм, да такой, что нечего было и думать о починке путеводного прибора.

«4/17 июля 1917 г. Вышли из Гибралтара.

Зайдя за мыс Сан-Винсент, встретили свежий nord, зыбь крупная, сильно заливает. Подводная лодка принимает много воды».

Можно себе только представить, сколько драматизма скрыто за этой скупой строкой. Ведь именно так, «принимая много воды», погиб в осенний шторм броненосец «Русалка». Имя этого корабля, затонувшего на Балтике в 1893 году, прогремело на всю Россию. Из ста семидесяти семи матросов и офицеров не спасся никто. В ревельском парке Кадриорг на пожертвования народа был сооружен прекрасный памятник. Всякий раз, когда погибал в море корабль, к подножию монумента приносили венки.