–Хорошо, попробуем мыслить логически. Где-то этот треклятый кот скрывается. В сегодняшней газете я читала, что вчера из-за какого-то черного кота на Каменноостровском, где строится дом Лидваля, разбился плотник. Мог ли любимец нашей клиентки оказаться там?

– Далековато, – покачал головой Брич-кин, – но не фантастичней, чем масоны.

– Может быть, мне отправиться туда?

– Думаю, это не опасно, – согласился помощник. – И в отчете можно упомянуть.

– Я часа через два вернусь и заодно по пути куплю что-нибудь для нашего котика.

Она с нежностью посмотрела на кота: тот решился покинуть убежище под столом и теперь, вытягивая вперед уши с серыми раковинками и длиннющие усы, осторожно принюхивался, по несколько раз пробовал лапкой с убранными коготками место, куда собирался ступить, озирался, в любой момент готовый прыснуть под стол.

– Кота стоит оставить в нашем бюро, – Бричкин, наклонив к плечу голову, внимательно наблюдал за новым обитателем детективного бюро, – помыть, подкормить. А то все делопроизводство мыши погрызут.

– А как мы его назовем?

– Рамзес. И звучно, и необычно. И о Египте напоминает, и о масонах – как живой символ нашего первого дела.

Мура хмыкнула, надела шляпку и вышла из конторы.

В начале Каменноостровского она отпустила извозчика и медленно обошла стройку – безрезультатно, никаких котов около дома она не встретила. Она выяснила все о несчастном случае с плотником, и в какую больницу его направили, и как его звали. Вспомнили и кота, но никто не мог сказать, кому принадлежало животное.

Она побродила в окрестностях, по тихим улочкам с зарослями акации и боярышника. Солнце палило нещадно, от его лучей не спасал и кружевной зонтик. Рыжие, белые, серые, полосатые, не обращая ни на кого внимания, коты с важным видом шествовали по узким тротуарам, неспешно переходили мостовые, вальяжно валялись на мягкой травке в тени кустов. Черных котов Мария Николаевна не углядела.

После долгих хождений она снова оказалась на Каменноостровском проспекте, высмотрела рослого городового в кителе небеленого холста.

– Я ищу кота, Василия, такого крупного, черного! В белом галстуке и с белыми носочками.

– Ваську? Кота? – Благообразный румяный молодец уставился на приличную барышню с осуждением. – Крупного? С усами?

– Разумеется, с усами.

– По счастью, не попадался, – странно отвечал городовой, погладив свой рыжеватый пушистый ус, – от меня бы не ушел.

– Если встретите, прошу вас, дайте мне знать, – умоляюще попросила Мура, – я назначу хорошее вознаграждение. Я дочь профессора Петербургского университета Муромцева.

Она побродила еще, зашла в рыбную лавку купить что-нибудь съедобное для Рамзесика, а потом уж можно и в контору.

Хозяин лавки, молодой бледный человек, сам немного похожий на рыбу водянистыми глазами без ресниц, завернул в оберточную бумагу свежую, еще трепещущую салаку, выбранную Мурой среди изобилия окуньков, ряпушек, корюшки, щук, ершей. Подумав, достал и обрывок газеты – по его уверению типографская краска полностью отбивала рыбный запах – и уложил в лубяную корзиночку. На всякий случай Мура спросила и его:

– Не заходил ли к вам случайно кот, Василием зовут?

Хозяин огляделся и шепнул, перегнувшись через прилавок:

– Он в трактире отсиживается, у Демьяна.

– Благодарю вас! – Воодушевившаяся Мура вышла из душной лавки.

Миновав высокую Николо-Труниловскую церковь, она остановилась и задумалась. Как же ей повязать кота? Он сильный, в руки не дастся! А у нее ничего с собой нет, даже кошелки. Она присела на скамейку у деревянного забора, в тени боярышника. Прельстится ли Василий рыбкой, которую она купила? Госпожа Брюховец утверждала, что ее любимец ест только куриные крылышки и только с кузнецовского фарфора!

Она заглянула в корзиночку: в сером месиве букв газетного обрывка мелькало имя новоявленного Саровского чудотворца.

Из задумчивости ее вывел скрип железных петель. Совсем близко от нее открылась калитка и появились двое – русоголовый мужчина в светлой шляпе и цивильном костюме и молоденькая женщина, мещаночка в кашмирской шали. Они оживленно беседовали и не обратили никакого внимания на Муру. Глядя в спины удаляющихся, Мура поняла, что мужской голос принадлежит доктору Коровкину!

Сердце ее бешено заколотилось. Она готова была сорваться с места и броситься за другом их семейства, но мысль о Василии и трактире Демьяна ее остановила.

С нехорошим предчувствием она продолжила поиски треклятого кота, который прятался где-то рядом, в дрянном трактире. Если она его найдет, то схватит за шкирку и отвезет в свою контору. А затем, не медля ни минуты, уедет на дачу! Чтобы больше не видеть Клима Кирилловича, прогуливающегося с мещанками! Мура чувствовала, что могла бы схватить за шкирку не только кота, но и тигра!

Робкий голосок в глубине ее сознания пискнул, что мещанка, скорее всего, лишь бедная пациентка доктора Коровкина. Но другой мощный голос гневно ответил: нет, нет и нет! Клим Кириллович не имел пациентов на Петербургской, он сам недавно говорил об этом. И почему он без саквояжа?!

Мура не заметила, как скрылось солнце и на улице потемнело. Пронесшаяся в высоте молния возвестила летнюю грозу. Ливень хлынул мгновенно, еще до первого раската грома. Мура в одно мгновение промокла насквозь, с кружевного зонтика на светлую юбку, на плечи стекала вода, сверток в корзиночке размок. Она кинулась к ближайшей двери, над которой красовался двуглавый, черный с золотом и киноварью орел, и вбежала в аптеку.

В аптеке был посетитель, – стоя спиной к дверям, он беседовал с провизором. Мура ощутила себя в ловушке – даже со спины она узнала черные волнистые кудри, спускающиеся на ворот белоснежного пиджака. Она затаилась как мышка, надеясь, что ее не заметят, но надежды ее были напрасны. На звук дверного колокольчика посетитель обернулся и подтвердил ее худшие опасения – выпуклые оливковые глаза под черными бровями загорелись, полные темные губы приоткрылись в восхищенной улыбке. Мура поняла, что мокрое от дождя платье облепило ее бедра и ноги, плотно прилегло к плечам и груди.

– Мадемуазель, – посетитель аптеки опустил на прилавок шприц и направился к Муре, – как говорили древние греки, от судьбы не уйдешь. Мойры прядут свою пряжу, и мы обязаны склонить голову пред их волей.

Мура опустила глаза вниз: ступни в бежевых замшевых туфлях были совсем рядом.

– Позвольте представиться, – над ней звучал волнующий низкий голос, – меня зовут Эрос. Эрос Ханопулос, коммерсант.

Мура хотела протянуть незнакомцу руку, но спохватилась, что рука ее могла пропахнуть смесью газетной краски и рыбы.

– Мария Николаевна, дочь профессора Муромцева, – отозвалась она и тут же вздрогнула – за дверью раздался ужасающий раскат грома.