Я отчасти был с этим согласен. Помню, в детстве я мечтал живьем посмотреть на игру Федора Черенкова, Ильи Цымбаларя, Андрея Тихонова (в девяностые в нашем городке каждый второй болел за романцевский «Спартак»), но куда там! Иногда денег не было на билет на автобус, не то что на поездку в тот же Волгоград, где местный «Ротор» периодически принимал красно-белых.

— Давайте посмотрим репортаж из Даугавы, — предложил Перетурин. — Наш специальный корреспондент Анатолий Крейпанс…

Репортаж из Даугавы подтвердил — этот Союз, если и был расшатан, сейчас на ногах стоит крепко. Латвийские тренеры и спортсмены на вполне себе русском языке рассказывали о проблемах, с которыми столкнулась команда в прошедшем году, и клятвенно заверили, что приложат все силы, чтобы вернуться в высшую лигу.

После репортажа из Риги я все ждал, когда же начнут говорить о персоналиях. Интересно было, кто из футболистов моего мира феерит в этом, кто стал лучшим бомбардиром, но Карпин и Мостовой вступили в перепалку по поводу подготовки юных футболистов в регионах, считая, что полноценные условия созданы только на Украине и в Москве, а все остальные занимаются переманиванием сложившихся мастеров, и я усилием воли выключил телевизор.

Сперва работа! Надо хотя бы тумбы и шкафы собрать.

Начал я с малого — с прикроватных тумб. Заодно и проверю, передались ли телу навыки из предыдущей жизни. Разложил детали на полу, сверился со схемой. Мебель была изготовлена из ДСП, но качественного, не то что в моей реальности. Были, конечно, в моем мире и качественные вещи, но стоили они соответствующе. Вряд ли на дачу покупалась мебель из итальянских материалов.

Надо же, все детали на месте, все отверстия под болты где надо. Одно удовольствие, все равно что «лего» собираешь. Помню, когда сборщики мебели забухивали, самому приходилось приезжать и выполнять их работу. Иногда получалось, как в анекдоте, когда у американцев при сборке по чертежам получался не самолет, а катер, потому что они неправильно понимали пункт «после сборки тщательно доработать напильником».

Все привыкли, что если отечественное, то страшное и дубовое, но неубиваемое. Здесь же все качественное, как будто не советское. Пятнадцать минут — тумбочка, еще пятнадцать — вторая. Полчаса — шкаф. Не работа — песня.

Все, дело сделано, можно спать спокойно. Я развалился на сексодроме, расстилать кровать не стал, чтобы не пачкать белье, принес покрывало из детской, укрылся им и уставился на диктора. Внизу краснели цифры таймера: 23:42. Возможно, скоро прояснится, в чем я буду худшим следующие сутки.

Решил дождаться полуночи, а чтобы не уснуть, включил зомбоящик, поставил местный телеканал и угодил на повтор вечернего выпуска новостей.

— Лиловский отдел по борьбе с недобросовестной спекуляцией напоминает, что срок перерегистрации билетов… Осенний призыв продолжается! В Лиловском военном комиссариате призвали в ряды советской армии тридцать двух новобранцев…

При этой новости я встрепенулся. Е-мое, мне же восемнадцать! Как бы под призыв не угодить, не хотелось бы два года отдавать долг Родине, так и не узнав мир получше! Блин, надо думать, как отмазываться. В студенты идти? Или найти другое занятие? Надо бы посоветоваться с Джабаровой.

— На все новогодние праздники перекрыт проспект маршала Буденного для народных гуляний…

До полуночи я не дотерпел — меня вырубило под нарочито бодрый, но все же монотонный голос диктора. «Нет, не умеют в советской провинции делать новости, — подумал я. — Где жаренные сенсации? Где страсть и огонь? Где трупы?»

Проснулся я оттого, что на лицо упал солнечный луч. Протер глаза, потянулся в кровати, дезориентированный.

Вспомнил свою смерть, богиню, вчерашний сверхнасыщенный день. Потом вспомнил, что сегодня у меня расплата за вчерашний день, когда я был лучшим в мире стрелком. Сегодня я худший в мире… кто? Прислушался к ощущениям, но не обнаружил в себе перемен. Значит, кара наступит вечером. Или я просто не понимаю, что со мной что-то не так?

Телевизор был выключен. Вроде бы ночью я вставал, но точно ли вставил… И тут я вспомнил. Да, ночью я просыпался — в ужасе, от какого-то кошмарного сна, что стал худшим в мире… поваром!

И только сейчас осознал — то был не кошмар. Я действительно на весь день стал худшим в мире поваром! А еще пришло понимание, что талант лучшего в мире закончился, когда я уснул, а худшего — когда проснулся.

После гигиенических процедур и бодрящего душа я заглянул в холодильник, нашел немного пельменей в пачке, поставил воду на газ, посолил и, пока она закипала, сделал разметки на стене для кухонных шкафов.

Вроде руки на месте, слушаются, голова тоже. Ну и слава богине.

И пока это так, нужно работать. Когда я закончил с разметкой, как раз забулькала кастрюля. Плюхнул туда пельмешки, разложил по полу будущие шкафы и комплектующие, начал прикидывать что к чему.

Вспомнил о пельменях, снял с огня, слил воду, снова подумав о военном призыве. Стоит ли обсуждать с Джабаровой? Все-таки речь о Союзе, где косить от армии — дело позорное. А тут я буду набиваться в подопечные и юлить, прося посоветовать, как отмазаться. Нет, буду сам решать вопрос.

С этими мыслями вернулся к пельменям и выругался: они разварились так, что вместе с водой слились в раковину. Просто в слизь какую-то разварились! Ну да, худший же!

В итоге позавтракал чем бог послал — хлебом, маслом и плавленым сырком «Дружба». Снова готовить ничего не решился, с моим-то талантом-проклятием! Еще не хватало полдома спалить! Я вон даже хлеб нормально не сумел порезать, чуть палец себе не оттяпал!

Эх, мне бы сейчас «докторской» колбасы, которая была вчера — просто влюбился в нее! Не колбаса, а сказка! Но… уж что есть. Сырок с маслом тоже ничего.

В шкафу обнаружилась помятая пачка грузинского черного чая, заварил его в котелке и поставил остывать, а сам быстренько собрал полки.

Чай получился чифирь чифирем! Наверняка все из-за этого чертова проклятия!

Разбавив бурду кипятком, я попил чаю. Поплевался, но допил, потом занялся делом: подтащил обеденный стол к кухонному гарнитуру, зафиксировал несущие болты, после чего занялся шкафами.

Майор Джабарова, она же Ирина свет Тимуровна, подъехала неслышно. Может быть, хотела сделать сюрприз или застать врасплох. Что ж, ей это удалось — я весь в мыле вешал последний шкаф и мне точно было не до того, что происходило за окнами.

— Ну надо же! — командирским голосом гаркнула она с порога — я чуть полку не выронил. — И правда ровно все! Ну удивил, мастер! Ай да Сашка!

Закончив вешать шкаф, я вернул стол на место и потер руки:

— Принимайте работу, товарищ майор.

Ирина Тимуровна, не снимая форменное пальто, прошлась вдоль полок, придирчиво их осмотрела, подергала, пооткрывала дверцы. Особой радости не проявила, но, подозреваю, просто потому, что скудна на эмоции. Сказала лишь, что работой удовлетворена, и я молодец.