Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С наступающим.
Какое-то время он стоит, смотрит на меня и свои часы на руке, потом разворачивается и уходит.
Я остаюсь сидеть, а фигуристка — танцевать.
Интересно, ей также не с кем разделить бокал шампанского, дольку мандарина… Счастье, любовь, весь этот праздник?
«Я желаю, чтобы желания, загаданные тобой, всегда сбывались…»
Мои несбывшиеся желания всегда будут при мне, а вот исполнятся ли сегодня? Остаётся немного до того, как по телевизору объявят наступление Нового года, а я все ещё продолжаю сидеть и наслаждаться одинокими огоньками, развешанными на столбах, елях и зданиях вдалеке. А еще собачий лай Снежка гармонично дополняет картину парка.
Раз. Отдаленно. Два. Приближенно. Три. Совсем рядом.
Считаю лай собаки. Наверное, схожу с ума или замерзаю окончательно. Но когда вижу перед собой знакомую мордочку, когда собака, подбежав ко мне, кладёт на коленки, и глаза, умоляющие обратить на себя внимание, понимаю, что происходящее далеко не сон.
— Снежок?
Слышится ещё один лай. Затем собака поскуливает, а это значит, напрашивается, чтобы я ее погладила.
— Снежок!
Он принимается плясать вокруг меня, виляя хвостом. Снежка так много в его движениях. Не знает, что делать: то ли продолжать прыгать и лаять, то ли облизывать лицо в приветствии. Я смеюсь и плачу. Вскакиваю с места, напрочь не чувствуя ног, но мне наплевать. Передо мной мой Снежок, и я бросаюсь к нему, чтобы обнять и прижать к себе. А следом слышу голос, от которого сердце подскакивает к горлу:
— Вера!
— Олег? — не веря своим глазам, шепчу я, вытирая с глаз слезы.
Это не может быть правдой. Тру глаза, но образ хромающего мужчины в тёмном длинном пальто, направляющегося ко мне, никуда не исчезает. Кричу громче от переизбытка эмоций:
— Олег!
Несмотря на темноту в парке, моё зрение не подводит.
Ко мне направляется он. Всё тот же Гуров. Высокий, крепкий, мужественный и.… такой родной. Мне хочется отхлестать его по щекам за то, что заставил ждать, нервничать, сомневаться в искренности его чувств по отношению к себе. Хочется ругаться и плакать, но беру себя в руки, а желание кинуться в объятия оказывается превыше всего.
Отпуская пса, быстрым и уверенным шагом сокращаю расстояние, чтобы ощутить его присутствие и почувствовать прикосновения наяву.
— Вера, — шепчет он, утыкаясь носом в мою вязанную шапку.
— Олег, — вторю ему, потираясь щекой о драповую ткань его верхней одежды. Гуров обнимает одной рукой, вторая спрятана внутри пальто. Для счастья достаточно обыкновенного его присутствия, знать, что с ним все в порядке, и он живой. Большего и не нужно.
— Ты вся промерзла, — говорит он, не отрываясь от меня.
— Ждала какого-то волшебства, — отвечаю ему, улыбаясь широко-широко.
— Родная.
— И, кажется, дождалась.
— Я обыскался тебя, — начинает беспокойно тараторить Гуров. — Телефон твой выключен, дома тебя нет, я даже ездил в больницу, думая, что ты работаешь. Но тебя и там не оказалось.
— Как же ты нашел меня? — отстраняюсь, чтобы заглянуть в его глаза, по цвету которых я скучала.
— Снежок привел сюда.
Пес, услышав свою новую кличку из уст Олега, принимается вокруг нас радостно нарезать круги.
— Теперь ты знаешь, каково это, быть в неведении, — выходит резко, как упрек. Ничего не могу поделать в нашей с ним ситуации. Все-таки я злюсь, и одновременно счастлива, что наконец-то он рядом.
— Знаю. Прости, Вера. Прости, что пришлось исчезнуть.
— Пришлось?
Почему я удивлена, ведь сама знаю причину, и Лора говорила, что не по собственному желанию скрывался Олег. После всех дней, прожитых в неизвестности, я заслуживаю, чтобы знать от него самого.
Он улыбается уголками губ, трехдневная щетина ему к лицу, к его шелковистым тёмным волосам и потрясающе выразительному взгляду. Затем делает вдох и говорит совершенно без улыбки.
— Я уехал из больницы, потому что рядом со мной ты находилась в опасности.
— Что? — не совсем понимаю, о чем он.
— Тому, кто причастен в случившемся, удалось на меня выйти и угрожать на расстоянии. Прежде всего я не мог подвергнуть тебя той беде, которая в любой момент могла настигнуть.
От услышанного мне становится не по себе. Я никогда не думала о том, что подобным образом могу привлечь внимание какого-то психопата.
— Что могло со мной случиться? Я ведь обычная лечащая медсестра.
— Дело в том, что такие типы как он, могли причинить вред моим близким. А ты для меня более, чем близка, Вера, — последние слова он говорит полушепотом и обхватывает рукой в районе талии.
— Разве он мог видеть нас вместе?
— Он наблюдал за нами с улицы, когда мы находились на застекленном балконе второго этажа больницы. Есть несколько подтверждающих фотографий, которые были присланы мне с текстом угрозы.
— Ненормальный.
— Да. Поэтому я боялся за тебя. И, благодаря одному своему хорошему другу, присматривал за тобой на расстоянии.
— Друг действительно оказался хорошим. Совершенно не заметила и не почувствовала, как ты «присматривал» за мной, — опять упрекаю, но с долей иронии.
— Ну, конечно, он же мастер своего дела, — подмигивает Олег, и мы смеемся. — Теперь все страшное позади, Вера. Преступник получил по заслугам.
— Слава Богу, с тобой все в порядке. Это главное.
— Главное, что ждет впереди, — начинает говорить загадочно.
— И что же?
— Много всего интересного. Ты готова?
С ним становится тепло, становится спокойнее. Он здесь. Он со мной. Мой Гуров. Ощущая его близость, я полностью растворяюсь в нем, прижимаю к себе крепче, от чего Олег коротко стонет и ослабевает свои объятия.
— Что случилось? Рука?
Слишком обеспокоенная его состоянием, начинаю осмотр поврежденной конечности. Чтобы добраться до нее, мне приходится расстегнуть несколько больших пуговиц и увидеть в его руке, которая все еще согнута в локте, маленький, совсем малюсенький, белый пушистый комочек.
— Это?..
Не сразу до меня доходит, что Олег держит щенка, которому, даже понятия не имею, сколько: три недели, месяц?
— В своей записке с желанием ты хотела маленькое светлое чудо. Надеюсь, я угадал.
Взгляд Олега сосредоточен на мне, когда он раскрывает шире в районе груди, чтобы продемонстрировать щенка. Но не достает из теплого места. Холодно ведь.
— Это же щенок