обычно разбивал свой шатер приезжий цирк, теперь образовался целый палаточный городок, который помогали возводить военные и эмчеэсники, которые, впрочем, не сильно отличались в нынешних условиях от первых. Каждый сотрудник МЧС, попавшийся на глаза Владу, был вооружен минимум пистолетом, но чаще автоматом Калашникова.

Городские больницы и гостиницы, которым приказом сверху было положено впустить всех нуждающихся, были уже заполнены до отказа.

Вскоре платками, развёрнутыми МЧС, и самими людьми

— Жуть, Влад, преступность подскочила в разы, мы зашиваемся, а людей свободных нет, — рассказывал в очередной раз знакомый капитан, — ну не расстреливать же их на месте!

И без того подавленные последними событиями жители города, получили возросший риск быть ограбленными, убитыми или изнасилованными. Люди доведенные до отчаяния способны на многие неприглядные поступки, а таких среди беженцев, и не только, появлялось в городе всё больше и больше с каждым днём. Комендантский час помогал, но не столько чтобы решить проблему кардинально. У кого-то могла поехать крыша, и хорошо, если по-тихому, а если совсем с головой плохо будет, что тогда? Случаи самоубийства на почве излишне эмоциональных переживаний уже имели место. Позавчера Влад сам наблюдал, как одна дама выпрыгнула из окна с криками о конце света, приходе Сатаны и необходимости покаяться.

Свести счеты жизни даже в ожидании всеобщего армагеддона выглядело более чем странным. Что тебе стоит подождать-то? Вот придет конец света, и тогда и ты всё равно откинешься, ускорять этот процесс нет никакого смысла.

Однако про "расстреливать" было не таким уж и преувеличением. Как сказал тот же Александр, в случае изнасилований получены устные указания стрелять на поражение "при попытке скрыться". Суровые времена — суровые меры, не всегда записанные на бумаге.

— Да всё очень серьезно, Влад, — продолжил он, — руководство готовится к подавлению бунтов, так что будь внимателен. И на фронте, со стороны Эстонии не всё так однозначно после того, как Питер считай уничтожили.

— Насколько всё серьезно?

— Там сконцентрирована огромная группировка НАТО, в основном немцы, американцы и поддерживающие их шведы. Псков под постоянными ракетными обстрелами, утюжат как не в себя. Наши отстреливаются, но пока переломить ситуацию не удается. В Белоруссии опять же проблемы — саданули по ним тактическими боеголовками малой мощности, достали видать из запасников. Калининград держится, но если Сувалкский коридор не сможем удержать, то им придется совсем плохо.

Влад поймал себя на желании закурить. В последние дни Влад и капитан всё чаще стали сталкиваться на улице. Как-то даже обменялись банками с консервами.

— И что, вообще никакого позитива?

— Ну, как сказать, говорят, что резервы есть, но когда их используют, хрен знает. Может, думают, что сейчас еще не всё так плохо? — Александр пожал плечами, — Думаю уже отправить семью куда-нибудь в глубь страны, да хоть бы и в Сибирь, там по части радиации почище будет, да и бомбят не в пример меньше. Только руководство сделало серьезное такое внушение, что если кто панику будет поднимать, того в лучшем случае попрут из органов, в худшем — по законам военного времени.

Александр нервно затянулся.

— Ладно, бывай! Если совсем туго станет, я тебе маякну, чтобы жену отправил куда подальше. Ты это, если работу ищешь, то поспрошай в лагерях для беженцев, только осторожно там, лишнего внимания не привлекай, а то народ на взводе. Даже если кажутся тихими, реально могут взорваться от любого неосторожного слова.

Совет на предмет работы было разумным, хотя Влад и не сильно рассчитывал, что ему найдется там место. Попытка не пытка, рассудил он и решил всё-таки сходить в один из ближайших лагерей.

Проходя как-то среди палаток, в поиске штабной палатки с офицерами, (Влад рассудил, что такая должна быть в любом крупном лагере) он старался прислушиваться к тому, что говорят люди, которые прибыли непосредственно из мест, подвергшихся атаке. Странное чувство дежавю накатило с такой силой, что у него даже закружилась голова. Ощущение, что он уже всё это когда-то видел и ходил здесь было страшно реалистичным. И раньше бывало такое, но чтобы так!

Надо бы найти главного по этому лагерю, наверняка такой должен быть, и переговорить с ним на счет работы. Он попытался остановить одного-другого эмчеэсника, но те походу сильно спешили и не стали задерживаться. Ну окей, подумал Влад, походим-посмотрим. Кто-нибудь да согласится говорить.

Около одной из брезентовых палаток разместилась группа людей разного возраста, которые были одеты, кто во что, и многие явно не по погоде. Они соорудили что-то вроде хлюпкого навеса из вертикально вкопанных досок и куском шифера в качестве крыши, под которым разместили старую ржавую бочку, в которой развели костер из собранных в округе мусора и веток. Такая себе буржуйка, но грела.

Снующие между палатками эмчеэсники смотрели на костёр не одобрительно, но ничего не говорили, видимо посчитав, что огонь находится в достаточной изоляции от рядом стоящих палаток. Да и трясти людей, которые только-только выбрались из самого пекла, не рисковали, учитывая, что обогревателей реально не хватало. Впрочем как и одежды, судя по всему. Где-том может и были склады со всем необходимым, но, во-первых, их наполняемость рассчитывалась явно под другой уровень потребности, а потом не факт, что даже если склады сохранились, то содержимое можно было использовать по назначению.

Огонь от костра, разведенного в старой ржавой бочке, оранжевыми бликами играл на лицах, стоящих вокруг огня. Горящие деревяшки тихо потрескивали, выпуская в воздух небольшие снопы искр. Кто-то раздобыл деревянные ящики, и сидел на них (наверняка их потом тоже пустят на обогрев), кто-то разжился раскладным табуретом из алюминиевых трубок и брезента.

Влад как бы невзначай подошел к группе людей. С поднятым воротником, руками в карманах и с налипшей на ботинки грязью он сам напоминал беженца. На этот раз он надел своё кепи, и подходя к костру, слегка опустил козырёк. Кто его знает, что у людей на уме. Вдруг они тут все знакомы, и чужак у них вызовет лишнее раздражение.

— А вы, Алина, значит прямо из Санкт-Петербурга? — спросила одна из женщин молодую девушку, с арафаткой на шее.

Молодая на вид (Влад посчитал её вполне симпатичной, лет двадцать пять) девушка, к которой обращались, стояла возле самодельной буржуйки, сложив руки на груди, явно пытаясь согреться. Виду у нее был, как отметил Влад, опустошённый, лицо задумчивое, а взгляд устремился куда-то сквозь огонь. Из-под защитного цвета кепи, видимо подаренного военными, выбивалась светлая прядь. Только приглядевшись, Влад понял, что она не светлая, а седая.

Алина поправила намотанную вокруг шеи арафатку и еще больше закуталась в