— Подожди.

Ничего не понимая, я покорно продолжала смотреть на мрачные склоны на фоне темного неба, разрисованные глубокими синими тенями. Когда я уже начала терять терпение, вершины вдруг вспыхнули, отражая первые лучи солнца. Я оглянулась назад, туда, где должно быть видно поднимающееся солнце, но снова увидела лишь сиреневое марево тумана. Завороженная сказочной игрой гор с ранним солнцем, я вертела головой: то рассматривала свет, крадущийся все ниже и ниже по склону на западе, то вглядывалась в светлеющий туман на востоке. Розовый рассвет медленно наползал на долину. И вот первые лучи потянулись из-за гор, просочились сквозь туман и хлынули на дом, озаряя наши сидящие фигуры. Долину огласил первый звон птичьих голосов.

Я обернулась, и у меня перехватило дыхание от открывшейся картины. Сквозь редеющий туман расплывчатым контуром обозначилось огромное дерево, стоящее где-то далеко. Косые лучи солнца пронзали его густую крону, золотистыми бликами ложились на присмиревший внизу туман.

Терзая пальцами чашку с остывшим кофе, я с волнением рассматривала проступающее величественное дерево. Через полчаса туман окончательно развеялся, открыв мне невероятный вид на чашу долины, в центре которой уже было четко различимо Идайн-Тсури, стоявшее в гордом одиночестве посреди сочной зеленой травы. Темное, похожее на дуб, с толстыми развесистыми ветвями, оно доминировало над природой вокруг. Ум был не в состоянии вместить всю эту дикую мощь гиганта.

— Оно прекрасно! — Казалось, еще немного, и я завизжу от восторга.

— Корни этого «прекрасного» дерева проникают по всей долине, выпивая ее досуха. Ничто не в силах больше тут расти. Только неприхотливая трава. — Дыхание аттара опаляло мою шею.

Тангавор, приобнявший меня вначале, так и не выпускал из кольца своих рук.

— Но Идайн-Тсури заслуженно носит название Древа Жизни. На его стволе растут тысячи различных трав и цветов, лианы и грибы. Они покрывают ствол толстым живым слоем, питаясь его соками. Отсюда не видно, но ты сможешь рассмотреть, когда мы полезем наверх.

— Мы залезем на Идайн-Тсури? — Мысль казалась мне кощунственной.

Аттар рассмеялся.

— А почему нет? Там есть ступени. В конце концов, это же просто дерево, удачно устроившееся над дармовым источником питания. Мы его подпиливаем периодически, так что наверху сформировалась удобная площадка — с нее идеально смотреть на настоящие звезды. Ты же хотела?

— Вы подпиливаете его? Не жалко? — Я не выдержала и развернулась посмотреть, вдруг аттар шутит. Он прижимал меня к себе и был предельно серьезен. Смотрел внимательно в мои глаза.

— Не стоит идти на поводу у эмоций. Есть вещи, которые нужно держать под контролем. — На мгновение мне показалось, что Тангавор сейчас говорил вовсе не о дереве.

— Эмоции делают нашу жизнь более живой, — ляпнула я не подумав. Охваченная беспричинной досадой, высвободилась из его рук и начала спускаться вниз. Невыносимое очарование утра рассеялось, и я не понимала почему.

Долина Идайн

Полной неожиданностью было встретить незнакомую женщину на кухне, куда я ввалилась не глядя, желая чем-нибудь перекусить. С чего я взяла, что мы одни в доме? Нерешительно застыла в проходе, разглядывая невероятно красивую подтянутую женщину средних лет, в темном платье и белоснежном переднике. У нее были черные, с легкой проседью волосы, собранные в сложную прическу на затылке, и удивительно мудрые светлые глаза.

— Доброе утро. Позвольте представиться, я — Ханна-Мэй, херрина[5] Скай-Дарао. — Женщина приветливо протянула мне руку.

Кажется, это та волшебница, что собирала Тангавору корзинку с едой, вспомнила я и с удовольствием пожала ее руку.

— Спасибо, было очень вкусно, — невпопад выпалила я.

А она догадалась, о чем я, и улыбнулась. Морщинки лучиками разбежались от ее глаз, сделав лицо удивительно родным.

— Позвольте предложить вам чай или кофе.

Я кивнула, несколько робея перед идеально одетой Ханной-Мэй с манерами куда уж лучше моих. Неловко дернув край футболки, я ретировалась в гостиную, куда херрина уже несла поднос с вазочками и пиалами, наполненными чем-то изысканным и вкусным. Может, пойти и переодеться в платье? Удивительно, но рядом с аттаром я словно забывала о том, как выгляжу. А рядом с Ханной-Мэй захотелось вспомнить манеры, которые вбивали в детские головки приютские учителя.

Помню, мы с Катей долго возмущались, зачем девочкам-сиротам этикет и умение вести беседу. Первое время в институте смотрелись белыми воронами из-за наших «аристократических» замашек. От манер, привитых в приюте Святой Кассары, пришлось срочно избавляться. Учиться и так было непросто, и неприятие сокурсников лишь все усложняло. Удивительно, но все возвышенные знания об этикете, танцах, музыке и прочей ерунде, по какому-то недомыслию преподаваемые сиротам, в один миг слетели с нас хрупкими лепестками под порывами суровой жизни. Усвоив на собственном опыте истину «проще надо быть, и люди к тебе потянутся», мы с Катей ни на секунду не жалели о растраченном «лоске», который душил, как непомерно жесткий воротник. Последние три года в качестве любовницы женатого мужчины окончательно похоронили во мне благовоспитанную девицу.

Но сейчас, видя, как изумительно изящно Ханна-Мэй расставляет на столике вазочки, чашки и чайничек, мне стало стыдно и за свои вытянутые штаны, и за скандал в ресторане. И за то, как в одном халате, мокрая и встрепанная, кричала на правителя. «Не стоит идти на поводу у эмоций», — прозвучал голос аттара в моей голове. Уши заалели от стыда. Он прав… Эмоции до добра не доводят. Хмельные и захватывающие эмоции потом проходят, оставляя после себя горечь стыда или сожаления.

Так соблазнительно было распущенно кричать в «Золотом рояле». Не уверена, что я злилась в первую очередь на Сотара. Может, я больше злилась на себя, на Романа, на дурацкий ресторан, а советник просто кинул последний камушек, и меня понесло. Но так было сладко сорваться и выплеснуть накопившуюся злость и так стыдно и горько вспоминать теперь об этом.

И как сладко находиться сейчас рядом с мужчиной, который с первой минуты волнует, а сердце так тревожно бьется голубкой. И так горько понимать, что меня влечет к тому, кто никогда не станет моим. По тысяче причин. Он играет в свою игру, и я все меньше и меньше сопротивляюсь, потому что сложно не заметить томление, которое разливается по телу от его улыбок. Эмоции. Сладкие эмоции, которые нужно держать под контролем. Он прав. Именно этому учат всех благовоспитанных девиц.

Я лучезарно улыбнулась Ханне-Мэй, старательно вспоминая, какими словами, не сильно нарушая этикет, попросить ее посидеть со мной. Безупречность херрины будила во мне погребенные давным-давно манеры, помогая выстраивать вокруг зарождающихся непрошеных чувств крепкий забор. Забытые обороты речи застревали на языке, рождая угловатые конструкции: