— Мне незачем представляться полковнику Кунгелю, мы с ним давно знакомы… — небрежно сказал Дементьев и пошел к заветному причалу.

Под погрузку только что был поставлен огромный транспорт под названием «Аэлита». Матросы торопливо прилаживали широкие трапы. Это были те самые собирающиеся по сегментам трапы, о которых в кафе толковали три офицера инженерных войск. «Все-таки успели…» — подумал Дементьев. Возле транспорта стояла группа офицеров и, по-видимому, капитан транспорта — полный мужчина в черной морской куртке.

— Простите, господа офицеры… — Дементьев учтиво козырнул всем, — мне нужен капитан «Аэлиты».

— Я капитан, — произнес человек в черной куртке.

— Вот вам мой мандат. — Дементьев дал ему свою бумагу.

Капитан прочитал и снисходительно улыбнулся:

— Что же вы от меня хотите?

— Я должен осмотреть все помещения корабля. И главным образом те, которые займут солдаты. Короче говоря, трюмы.

— Зачем это? — вмешался в разговор полковник о холодным, чуть одутловатым лицом.

— Вы полковник Кунгель? — Дементьев вытянулся.

— Да, я полковник Кунгель.

— Капитан Рюкерт, санитарный инспектор эвакуации. Вот мой мандат.

Полковник брезгливо отмахнулся от протянутой ему бумаги:

— Хорошо, хорошо… Делайте свое дело, но помните: солдаты простят нам, что мы вывезли их отсюда не в каюте первого класса.

— Но вы же понимаете, — с жаром возразил Дементьев, — какую опасность может представить эпидемическое заболевание в условиях…

— Делайте свое дело!… — раздраженно прервал Дементьева полковник Кунгель и повернулся к капитану «Аэлиты»: — Пусть ему покажут трюмы…

Дементьев осматривал трюмы в сопровождении молчаливого помощника капитана, который шел позади него, хлюпая короткой трубкой-носогрейкой и распространяя едкий дым дешевого табака. Что бы ни говорил Дементьев, он молчал. Наконец они поднялись на палубу.

— Когда отходите? — строго спросил Дементьев.

— Должны были в девятнадцать тридцать, но помешали русские бомбардировщики, — медленно, не вынимая изо рта трубки, проговорил помощник капитана. — Если не помешают, уйдем в двадцать три ноль-ноль. Говорят, есть приказ выходить только в темноте.

— Сколько человек примете на борт?

— Сколько влезет. — Трубка захлюпала, и Дементьеву показалось, что помощник капитана смеется.

— Сегодня уйдут еще и другие корабли?

— Вряд ли… — Помощник капитана вырвал изо рта трубку и вдруг заговорил быстро и возмущенно: — Хотел бы я видеть дурака, который придумал эту организацию! Десятки кораблей в страхе перед бомбежкой держат на открытом рейде, а сюда, под погрузку, ставят по одному. Пока мы уйдем, пока пришвартуется другой транспорт, пройдет часа три-четыре, а ведь к этому причалу можно сразу поставить пять кораблей. Дураки! — Он сердито воткнул трубку в рот и снова замолчал.

Дементьев расписался в судовом документе и спустился на причал. Кунгель встретил его насмешливым взглядом:

— Ну, капитан, вам удалось поймать там заразную блоху?

— Трюм в приличном состоянии, — сухо ответил Дементьев и обратился к капитану «Аэлиты»: — Сделайте все, что возможно, в отношении вентиляции.

— Хорошо, — буркнул капитан и посмотрел на часы: — Пора начинать…

Кунгель пошел к пропускному пункту, рядом с ним шагал Дементьев. Полковник, словно извиняясь перед ним, сказал:

— Каждый из нас делает свое дело. Нужно только не мешать друг другу.

— Но все-таки нужно предусматривать все, что можно предусмотреть в смысле заботы о жизни наших солдат.

— Тогда надо начать с того, чтобы запретить русским пользоваться авиацией!… — Полковнику явно понравилась его шутка, и он долго смеялся, поглядывая на Дементьева. — Капитан, вы бывали на фронте?

— Начиная с Франции и все время, — четко, точно рапортуя, ответил Дементьев.

— Странно, что фронт не убил в вас педанта. Вы понимаете вообще, что происходит?

— Идет война. И мы обязаны сделать все для победы! — восторженно произнес Дементьев.

Полковник посмотрел на него, вздохнул и больше уже ничего не говорил…

Солдаты серо-зеленой лавиной ринулись на оперативный причал. Дементьев вместе с полковником Кунгелем стоял у пропускного пункта, и лейтенант мог убедиться, что они действительно знакомы.

— Когда будут грузить следующий транспорт? — спросил у Кунгеля Дементьев.

— Не знаю, — сухо обронил полковник. — Может быть, ночью.

— Помощник капитана «Аэлиты» сказал мне, что организация эвакуации плохая.

— Да? — Полковник потер ладонью пухлую, до блеска выбритую щеку.

— Он сказал, что одновременно можно грузить пять транспортов, — продолжал Дементьев.

— А генерал Троттер считает, что нужно грузить по одному, — с неясной интонацией сказал Кунгель.

— Надо сообщить ему мнение специалистов-моряков.

— Это сделать очень трудно, капитан: генерал Троттер еще вчера улетел в Берлин.

— Кто-то же остался вместо него?

Полковник промолчал.

— Когда же мне явиться для осмотра следующего транспорта? — почтительно спросил Дементьев.

— Что-нибудь около полуночи, — ответил полковник и отвернулся к лейтенанту пропускного пункта.

— До свидания, полковник Кунгель.

Полковник небрежно козырнул, не оборачиваясь к Дементьеву и не прерывая начатого разговора с лейтенантом.

Три дня и три ночи Дементьев осматривал каждый ставившийся под погрузку корабль, присутствовал при его отплытии и немедленно радировал об этой новой цели для нашей авиации. И эти корабли в порт назначения не прибывали. Советские бомбардировщики, торпедоносцы быстро находили их в открытом море и появлялись на их курсе так точно, что гитлеровское командование не могло не подумать о том, что советская авиация получает точные сведения о выходе каждого корабля. Тотчас из Берлина последовал секретный приказ ставки — принять необходимые и самые строгие меры предосторожности.

Дементьев, конечно, ожидал, что гитлеровцев осенит такая догадка, но никаких контрмер против этого он предпринять не мог. Он мог только надеяться, как и прежде, что в панике эвакуации гитлеровцы пеленгацию радиостанций уже не производят.

Глубокой ночью под погрузку стал итальянский транспорт «Венеция». Черная его громада еле виднелась в густой ночной темноте. Ни огонька вокруг, запрещалось даже зажигать спички. Полковник Кунгель был в крайне нервном состоянии. Дементьев не знал, что произошло здесь, на причале, за полчаса до его появления.