Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впереди показался Торг, весь, словно часовыми, обставленный древними церквами: Святого Иоанна на Опоках, Бориса и Глеба на Торгу, Святого Георгия, Успения, Параскевы Пятницы…
Слева, у приземистой, с крепкими стенами, церкви Святого Иоанна, расположились крестьянские возы. Предлагали овес, грибы, лукошки с брусникой и клюквой, рябину, мед, дичину, орехи и все такое прочее, что давали суровые северные леса.
– Вы тут ждите, – остановилась Графена. – А я – за одежкой.
– Постой, постой, – Арцыбашев торопливо схватил девушку за рукав. – А деньги? У нас и пула медного нету!
Оглянувшись, гулящая сверкнула большими жемчужно-серыми глазищами, сверкнула не просто так, а с озорством, с изрядной долею наглости:
– Ужо как-нибудь и без денег обойдемся, попробуем. Ждите, ага.
Сказала и исчезла, скрылась в толпе продавцов-покупателей, так что беглецы не успели и слова сказать.
Михутря осклабился:
– Ничо, ужо сыщет одежку. Девка еще та! Проворная.
– Даром, что проворная, – забеспокоился, заволновался король. – Лишь бы не попалась!
Между тем собравшийся у крестьянских возов народец, по виду – не шибко-то и зажиточный, активно торговал ягоды и орехи.
– Эй, борода, почем клюква? – высокий, со светлыми кудрями, парень, говорил с явным новгородским акцентом: «поцем».
– Корзина – денга, – почмокав губами, отозвался бородатый крестьянин.
Парень хмыкнул:
– Да я за денгу курицу куплю, дядя!
– И покупай. А ягоды мои не трогай.
– А хомут, хомуты по сколько?
– Полденги. Есть и по денге некоторые. Добрые-то хомуты, бери.
– Боровички за что отдашь?
– Полденги лукошко!
– Однако!
– К нему ишшо сыроег лукошко – даром.
– Даром, говоришь… А давай!
– Вон тот-то хомут почем? А дай-ко глянуть.
– И ягодок попробовать дай! Сладка ли твоя клюква? А ну-кось…
– Руци от ягод моих убери!
– Да я попробовать токмо…
– Сказал – убери! Не то как двину оглоблею!
От всего этого шума у Леонида заболело в ушах, и он переместился чуть ближе к паперти Ивановской церкви, встал под деревцем, изображая праздного зеваку… И вдруг почувствовал, как откуда-то сзади его крепко ухватили за плечо, и чей-то довольный вкрадчивый голос сказал:
– Ага, попался, голубчик! Я уж давно тебя приметил, да-а.
Осень 1573 г. Новгород – Москва
– Ну, обознался, обознался, с кем не бывает? Очень уж ты, Леня, на дружка мово, Устюжанского Ваньшу, похож! И ликом, и станом – ну, вылитый Ваньша!
Парня звали Григорием, Григорием Толмачевым, и был он лоцманом из Тихвинского посада, что не так уж и далеко от Новгорода, в Обонежской земле. Он и схватил Арцыбашева за плечо – обознался, а человеком оказался хорошим, и вот, желая сгладить вину, вовсю потчевал новых знакомцев пивом в ближайшей к Торгу харчевне на углу Ивановской и улицы Михайлова.
Пиво оказалось вкусным, а Гриня – так он просил себя называть – рассказчиком «мели, Емеля, твоя неделя», не давай покушать – дай поболтать! Под пиво еще заказали у служки жареной белорыбицы с караваем, опять же – угощал Толмачев, за что беглецы были ему весьма благодарны, поскольку давно уже проголодались так, что аж скулы сводило.
– Богородица у нас, Божьей матери образ, Тихвинская, – хвастал лоцман. – Знаете, верно.
– Да знаем, – скромно потупив глаза, Михутря махнул рукой. Еще б ему не знать! Сколько в краях тех разбойничал! Ну, не в самом посаде, конечно, а верстах в шестидесяти на север, на Архангельском тракте, в лесах. – Бывал как-то в Тихвине… проездом, на ярмарке.
– То-то я смотрю, мне и твое лицо знакомо, друже Мисаил! – обрадовался Григорий. – Так вы, говорите, в Москву?
– Угу, угу, в Москву, – сделав долгий пахучий глоток, Арцыбашев сдул пену с усов. – Нам бы скорее надо. Ты случайно не знаешь, с кем?
– Отчего ж не знаю? Знаю, – лоцман важно пригладил бородку. – Охрябятого Терентия караван на Москву идет, отправляются прямо завтра. На днях – еще двое купцов. Вы поспешайте – возьмут ли?
Приятели переглянулись:
– А что, могут и не взять?
– Посейчас такие времена, что могут, – оглянувшись по сторонам, Григорий понизил голос почти до шепота. – С час назад по всем купчишкам, гостям московским приказные с целовальниками прошлись. Строго-настрого предупредили, что ежели попросятся двое… или трое – двое мужиков, да с ним рыжая гулящая девка – так сообщили бы в приказ немедля… Или – ближайшим стрельцам, стражникам.
– Вона как! – округлил глаза разбойник. – И кого ж ловят-то?
– Да шильников каких-то, воров, – Гриня подозвал служку, заказать еще пива. – Грамотцы с приметами купчинам розданы. Ужо схватят.
– Так-та-ак, – озадаченно покусав губы, Леонид поднялся с лавки. – Вы тут посидите пока, а я – на улицу. Кой-кого встретить надо.
– Надолго ль уходишь, брате?
– Да быстро.
Поплотнее закутавшись в однорядку, Арцыбашев вышел на улицу и через пару минут уже вновь оказался возле мужицких возов. И вовремя – там уже крутилась Аграфена с увесистою котомкой на правом плече.
– Оп! Вона вы где, господине, – увидев короля, девчонка явно обрадовалась, заулыбалась. – А я-то, дура, уж было подумала, что вы меня бросили.
– Мы ж, Аграфена, клятву давали.
– Теперь на пустырь какой зайдем, я тут, недалече, знаю. Переоденетесь, да…
– Тебе тоже переодеться надобно, – усмехнулся Арцыбашев. – И косы обрезать.
– Как это – обрезать? Зачем это?
– А так и обрезать – в отрока! И одежку подбери… Через часок тут же и встретимся, поняла?
– Поняла, господине, – озадаченно кивнула девчонка. – В отрока… Как не понять? Вона дело-то! Ну, так я побегу… а котомку оставлю. Тут рубаха справная, кафтан, сапоги – должны бы впору прийтись, ага.
Леонид не спрашивал, откуда одежка. И так было ясно – украла девка все или, скорее, просто раздела пьяного.
Когда Арцыбашев вернулся в харчевню, Михутря и Гриня уже едва ли не лобызались, допивая третью кружку – увесистую, деревянную, объемом никак не меньше литра.
– А, вот и его ве… Тсс! Вот и друг мой – Леня! Мы и тебе пива оставили – вон.
Усевшись на лавку, король с удовольствием пододвинул к себе кружку – пиво здесь варили вкусное, ничуть не хуже, чем в Риге.
– А я Грине все об нас рассказал, – глянув на своего спутника, неожиданно ошарашил разбойник. – Что идем мы в Тихвин, поклониться иконе святой – Богоматери Тихвинской образу. Он и сам туда же идет – вместе и доберемся.