– Черт, я у вас имя тогда не спросил… – сказал менеджер, щурясь и пытаясь закурить на ветру сигарету.

– Алекс Сэммел.

– Чандри Чакрапурта… – представился менеджер, – операционный директор «Бритиш Петролеум» по России.

– Региональный менеджер безопасности. А вы, сэр, сменили работу?

– Да… – индиец махнул рукой, – что-то мне перестало нравиться то, что происходит в Америке. Там победит кто-то один, или белые, или черные, или испанцы, но в любом случае Америка уже никогда не будет такой, как раньше. Да и платит ВР неплохо, как операционный директор, то есть директор филиала, я получаю больше, чем в «Эксон Мобайл» на должности вице-президента. Да еще эти чертовы налоги… Я, кстати, подал здесь заявление на гражданство.

– Здесь, сэр? – удивился Сэммел.

– Именно. Отдавать две трети жалованья этим ублюдкам, которые на эти деньги тащат в страну беженцев, создают им условия и занимаются всякой хренью, мне порядком осточертело… – Индус злобно выругался. – Здесь пока плохо, но я почему-то уверен, что будет лучше. И такого дерьма, как там, здесь нет. Я, кстати, учился в России, в Институте имени Губкина. Хорошее образование мне до сих пор помогает…

Сэммел вздохнул:

– Я сам русский. Правильно – Александр Самойлов, Сэммел это уже по паспорту. Родители уехали в США в девяностые…

Индус рассмеялся:

– Воистину – тесен мир…

– Да уж…

Они помолчали – как люди, которые искренне хотят поговорить и подружиться, но пока между ними мало общего для разговора.

– Сэр, я так понимаю, что мы здесь надолго, – сказал Сэммел. – Как вы оцениваете перспективы добычи?

Индус энергично взмахнул рукой.

– Отлично! Просто отлично! У русских была построена совершенно идиотская система налогообложения, при которой было невыгодно максимально выбирать нефть из скважины, наоборот, русские хватали то, что легко схватить, и шли дальше, при этом построив всю инфраструктуру. При их налогах и их запасах было выгодно поступать именно так. Мы натыкаемся на скважины, не выбранные и на двадцать процентов, как только дебит скважины начинал падать, они бросали ее и шли на другую. Им выгодно было показывать как можно большие затраты, чтобы не платить налоги, при этом добывать как можно меньше. Видимо, это было связано с коррупцией и неэффективностью государства. С нашими технологиями я уверен, что только по первой категории добьюсь как минимум пятидесятипроцентного извлечения запасов, а если применить технологии гидроразрыва, то можно дойти и до восьмидесяти процентов. Инфраструктура готова, ее только подремонтировать немного, кое-где переложить трубы – и можно работать.

– Если бы не терроризм…

Индус помрачнел.

– Да…

– Я намерен дать серьезный бой этим мразям, сэр, – сказал Сэммел.

– Я полностью поддерживаю, – решительно сказал индус, – полностью поддерживаю. Как только вспомню Душанбе…

– Ты еще не видел, что было потом…

– Я рад это слышать, сэр.

– Что от меня требуется? – перевел вопрос в реальную плоскость индус.

– Ну, прежде всего понимание и поддержка. С терроризмом не договориться, верно?

– Верно. У нас у самих в стране черти что творится. Эти ублюдки в Кашмире… на них давно пора сбросить атомную бомбу. Они не нападают на военных, они их боятся. Вместо этого они взрывают дома, школы, нападают на автобусы. Недавно вырезали больницу и сказали, что это угодно Аллаху. Что мы многобожники и наша смерть угодна Аллаху. А что творится в Пакистане, я уже не говорю. После того как американцы ушли из Афганистана, там сейчас настоящий ад.

Да уж… Они злобны и безжалостны, но в то же время наивны и просты как дети. Когда американцы были в Афганистане – можно было грабить караваны и конвои, продавать все это на рынке, требовать с американцев деньги за то, чтобы пропускать по своей территории караваны без обстрелов. И власти Пакистана – они тоже могли требовать денег, помощи оружием, военных инструкторов, «на борьбу с терроризмом», шантажируя взрывом террористической активности, дестабилизацией всего региона и тому подобными вещами. Но самое главное – американцы давали смысл жизни – джихад – и объяснение того, почему жизнь так плоха, почему они живут в грязи, в мерзости, в запустении, живут как скоты. А после того как американцы ушли, не стало ничего. Не стало денег, которые здесь еще отцы зарабатывали только джихадом, не стало врага, против которого можно было воевать. Самое главное – не стало объяснения, почему все так мерзко, страшно и убого, почему треть детей умирает еще до года, а через весь кишлак течет зловонный ручей нечистот, который тек и при отцах, и при дедах, и при прадедах. Не стало ни американских ботинок, ни американской одежды, которая удобна и годами не рвется, ни топлива, которое можно слить с обстрелянного бензовоза, ни доступного металлолома у американских баз, который можно собрать и сдать.[23]Осталось только то дерьмо, что вокруг тебя. Да сосед, который жаждет мести за какую-то историю столетней давности.

И выход только один. Либо жить как скоту, и подохнуть как скоту, в блевотине и отвращении к самому себе, в осознании собственной отсталости и убогости. Либо идти вперед. Вперед и вперед, туда, где еще можно взять что-то ценное, где женщины и дети, где мужчины, похожие на женщин, не готовые драться и умирать за свою землю и свои семьи, где протестовать и воевать способны только против своего государства, а главный протестный метод – уехать. Вперед, и только вперед, не слушая кличей и воплей, не прислушиваясь к голосу разума, трактуя Коран так, как нужно в данный момент, не хороня мертвых и не думая о живых. Вечное настоящее и вечная война, джихад до победы, светлое будущее в виде всемирного Халифата, в который никто не верит. И очередная страна, грабя которую можно прожить еще год, два, пять…

Сирия, Пакистан, Ирак, Индия, Ливан, Азербайджан, Грузия, Таджикистан, Туркменистан, Казахстан, теперь вот – и Россия. Чистые и ухоженные города, дома, в которых есть горячая вода, чистенькие, не знавшие лишений дети – дети неверных, над которыми можно надругаться, можно заставить прислуживать себе, продать, угнать в рабство. Чистые руки, правильные слова и сострадание к несчастным, которые заменяют пулю, кнут и праведный гнев отцов и дедов, – о, будьте уверены, несчастные по достоинству оценят заботу. И таких стран хватит на наш век, а то, что с нами будет потом… ведь это будет потом, не правда ли…

Похоже, что тыл был. Проблема, с которой сталкивались армейские офицеры, переходя в ЧВК, была в том, что в армейских терминах нет понятия «заказчик». Заказчик, который платит деньги и потому всегда прав. Но одновременно с этим заказчик не является профессионалом, и потому очень важно найти тонкий баланс между выполнением пожеланий и требований заказчика и тем, что действительно нужно сделать, объяснить заказчику, что для него самого лучше лишь определять политику в целом, оставив остальное на откуп профессионалам. И нет более легкого пути вылететь из бизнеса, чем раз за разом вступать в конфликт с заказчиком. Если ты приносишь фирме деньги, если заказчик платит – она будет тебя прикрывать и поддерживать, что бы ты ни делал. Если денег нет… тогда ничего нет. Жестко, но в чем-то очень правильно. Если бы военная служба была поставлена именно так – они никогда не оказались бы в этом долбаном Эй-стане, откуда и происходят все их теперешние неприятности…