— Я думаю, он себя уже начальником чувствует. Ну и вроде как не хочет, чтобы все вместе…

Фоменко подмигнул.

— Ну и ладно, нам больше достанется. Я мигом. — Плечом он отдавил дверь и вышел в коридор.

Сизов посидел молча, хмыкнул.

— Ну-ну…

Встал, извлек из ящика стола свой рапорт.

— Ты вот что. Валек, пить-то вредно, помочи губы для вида, поддержи компанию. Я к Мишуеву.

Он направился к двери, на пороге остановился.

— И еще. Будете уходить — посмотри за ним. Если пойдет по центральной лестнице — не пускай. Сведи по запасной, во двор, а выйдет пусть через «город».

Здание областного УВД имело общий двор с городским, расположенным перпендикулярно. Фасады и соответственно подъезды выходили на разные улицы.

— Зачем это? — удивился Губарев.

— Потом скажу.

В коридоре Сизов столкнулся с сияющим Фоменко.

— Ну, погнали, — начал тот и осекся. — Куда же вы, Игнат Филиппыч?

— Начальник вызвал.

Лицо Фоменко потухло.

— Мы подождем…

— Да нет, начинайте сами. Дело, видать, долгое…

— Жаль… — Фоменко снова оживился. — Ну дай Бог не в последний раз.

Он юркнул в дверь семьдесят восьмого кабинета, раздался щелчок замка.

Сизов направился к кабинету Мишуева.

Начальник отдела особо тяжких находился во взвинченном состоянии.

Анализируя выпад Крутилина в свой адрес и неожиданное заступничество генерала, он понял, что оказался между молотом и наковальней. Превратиться в фигуру, на которой начальники будут что-то доказывать друг другу, — этого и врагу не пожелаешь. Любая твоя ошибка становится козырем в чужой игре, а кто работает без ошибок…

Сизов вошел без стука.

— Вызывали? Мишуев уставился на подчиненного тяжелым, как у Крутилина, взглядом, но тут же почувствовал, что сходство в данном случае может носить только пародийный характер. Раздражение усилилось.

— Вами крайне недоволен начальник управления.

Мишуев сделал паузу, наблюдая за реакцией Сизова, но тот не проявил ни малейшего беспокойства или хотя бы заинтересованности.

— Ему звонил председатель областного суда, рассказал о вашем визите, генерал спрашивает меня, а я ничего не знаю. Пришлось выслушать про недисциплинированность подчиненных, нарушение субординации, имитацию активной деятельности в ущерб конкретной работе.

Сизов шагнул вперед и положил перед начальником отдела исписанный лист бумаги.

— Результаты моей конкретной работы отражены в этом рапорте.

Мишуев бегло просмотрел документ, потом прочел еще раз, уже внимательней, растерянно провел ладонью по лбу.

— Ничего не понимаю. Вы что, ревизуете судебные дела? И зачем ехать за тысячи километров? Проверять правильность приговора?

— Это не моя задача, — равнодушно ответил Сизов. — Хотя проверка тут бы не помешала.

— Что вы имеете в виду? — Отхлынувшее на миг раздражение накатило с новой силой.

— То, что сказал. Дело слеплено на соплях. Кроме признания обвиняемого, ничего и нет. Да и признание странное: дачу он едва нашел, мотив убийства толком не объяснил, нож описал смутно, куда выбросил — показать не смог. Вот я и хочу узнать, держал ли он вообще тот нож в руках…

— Кем вы себя воображаете? Членом Верховного Суда?! Ваша задача — отыскать «сицилийцев»! — Не сдержавшись, Мишуев сорвался на крик, но тут же взял себя в руки и продолжил более спокойно:

— Выбросьте из головы беспочвенные фантазии и присоединяйтесь к той работе, которую успешно ведет Веселовский. Вы должны подавать пример молодым и менее опытным товарищам. Нельзя подчинять общее дело личным амбициям.

— Вы отказываете мне в командировке? — по-прежнему невозмутимо спросил Сизов.

— Безусловно! Незачем впустую тратить время и расходовать государственные деньги! — Подполковник пристукнул по столу кулаком, давая понять, что говорить больше не о чем.

— Наложите резолюцию на рапорт. Я буду обжаловать ваше решение руководству. Заодно доложу о причинах, заставивших меня обратиться к архивным делам.

Сизов говорил строго официально, и Мишуеву стало ясно: прямо сейчас он отправится к Крутилину или Павлицкому и наболтает там такого, что начальнику отдела будет трудно объяснить, почему он пресекает похвальную инициативу сотрудника. А если Крутилин уцепится за эту старую историю…

Мишуев придвинул рапорт, выдернул из настольного календаря шариковую ручку, занес над бумагой.

— Хорошо, сделаем эксперимент. Решили допросить давно осужденного Батняцкого? Полагаете это полезным для дела? Действуйте.

Мишуев написал на рапорте: «Считаю целесообразным» — и размашисто подписался.

— Только я думаю, что эта поездка ничего не даст. Кроме вреда. Потому что вы оголяете свой участок работы и перекладываете ее на коллег. Кроме того, зря тратите время и деньги. Посмотрим, кто окажется прав: вы или я. Кстати, доложите, чем вы занимались сегодня весь день.

Выслушав доклад, подполковник отпустил Сизова. Когда дверь за оперативником закрылась, Мишуев обмяк, подпер голову руками и тяжело задумался. Он вышел из сложившейся ситуации единственно возможным способом и даже оставил за собой последнее слово. Но что дальше?

В семьдесят восьмом-кабинете раскрасневшийся Фоменко учил жизни Губарева:

— Да гори она огнем, эта ментовка! Ты что, не заработаешь свои две сотни на гражданке? Беги, пока молодой! Потом затягивает: надбавки за выслугу, стаж для пенсии… А чуть оступился, уволили до срока, вот пенсия и накрылась.

Он достал из-за тумбы стола на три четверти опустошенную бутылку, с сожалением взболтнул содержимое.

— Надо бы две взять… Давай стакан.

— У меня есть. — Губарев показал, что не выпил до конца.

— Как хочешь. — Фоменко вылил остатки водки себе, придвинул графин с водой поближе, приготовил кружок колбасы.

— Давай за то, чтоб я дослужил до полной выслуги! А ты… чтоб не уродовался на этой проклятой службе. А то дадут по башке, как мне…

Ладно, будь!

Он залпом выпил водку, лихорадочно плеснул из графина, запил и принялся жевать колбасу.

— До сих пор башка раскалывается, особенно осенью и весной. Так и боюсь, что еще схлопочу по ней, тогда каюк… Как дотяну до выслуги — сразу уйду. Так еще хрен получится: видишь, какая каша заваривается? Крутилин с генералом тягается, Мишуев чего-то на Старика взъелся… А я ничего не хочу, только чтоб не трогали. И на Старика удивляюсь: у него давно выслуга есть, а уходить и не думает… Хотя он настоящий сыщик, ему жизни нет, если по следу не бежать, комбинации не разыгрывать…