— В твоём колье — хитрый маячок. Он начинает работать, когда тебе угрожает опасность. Посылает сигнал SOS.

— Умно! — комментирую, позволяя подхватить себя на руки — сопротивляться всё равно не в силах. — Откуда у твоей бабушки была такая технология?

— Всё узнаешь, — сообщает муж. — Пора тебе, наконец, познакомиться с остальными членами семьи.

Меня передёргивает:

— Да как бы и этих хватило.

— Ну, эти, — Давлат надежнее перехватывает меня, несёт из подвала и кивает себе за спину, где извиваются и вопят скрученные Элеонора и Роман, — те самые уроды, без которых не обходится ни одна семья, увы.

— А ты сам-то лучше? — фыркаю, припоминая наш последний разговор.

Давлат недовольно щурится:

— Поспешные решения, дорогая, — шипит он. — Как извиниться не пришлось?

Что? Мне? После того, как меня обзывали стервой и таскали за колье? Кто-то много на себя берёт. Ничего-ничего, милый, смеётся тот, кто смеётся последним.

— И где же мы будем выявлять поспешность решений? — интересуюсь, поудобнее устраиваясь в таких уютных крепких объятиях.

— На семейном совете, — важно сообщает муж. — Дед пришёл в себя, желает всех видеть и говорить.

Его последние слова тонут в протяжном и отчаянном: «Нет!» от нашего дуэта неудавшихся злодеев.

А мои губы трогает злорадная улыбка. Всё-таки оказаться в кругу семьи — не так уж и плохо…

* * *

— На руках принёс? Хорошо. Значит, я правильно тебя воспитал. — Крепкий старик достаточно бодро поднимается с инвалидной коляски и нависает надо мной, усаженной в одно из кресел роскошной гостиной, упираясь в подлокотники.

Знакомые льдисто-голубые глаза, только украшенные лучиками морщинок в уголках, шарят по мне. Черты пожилого мужчины поражают правильностью и благородством. О таких говорят — породистые. А орлиный нос и лёгкий акцент выдают горца. В лучшие свои времена он, наверное, влёгкую кружил головы девушкам.

Он отстраняется от меня, пристально осматривает внуков и всю остальную честную компанию.

— Располагайтесь, гости дорогие, — ведёт широким жестом по огромной, дорого обставленной комнате, — разговор держать будем.

И когда родственники и новые знакомцы — Лампа всё ещё воинственно сжимает сковороду — рассаживают, старик снова возвращается ко мне, целует руку с полупоклоном: — Добро пожаловать в семью, дочка. Давно мы тебя ждали, — взгляд на Давлата — одобрительный, полный восторга, — представишь своей прекрасной жене.

Давлат кивает:

— Это мой, — и тут же поправляется, — наш дедушка, Башир Давидович Сафиров.

— Са… фиров… — переспрашиваю я, — тот самый?

Не может же этот, скромный на вид, человек быть основателем самого крупного в стране ювелирного холдинга. Я даже вспоминаю известную рекламу: «Сапфиры от Сафирова» и невольно тянусь рукой к своему колье, сжимаю в ладони крупный камень, и мне кажется, что чувствую тепло и будто ласковый шёпот. Так мама ворковала надо мной маленькой, укладывая спать.

— Тот самый, — подтверждает пожилой мужчина. — Я ведь был богат, судьба баловала меня и награждала щедрее, чем других. Сначала, послала мне мою любимую Аминат, а та — родила мне трёх красавиц-дочек: Самиру, Марьяну и Тамару. Настоящие сокровища мои, три бриллианта. Красота жены и дочерей и побудила меня заняться ювелиркой. Когда ты счастлив и жизнь твоя полна света — ты хочешь делиться этим со всем миром.

Столько тепла и тихой светлой печали в его словах и взгляде.

— Колье, которое украшает тебя, девочка, — улыбнулся Башир Давидович, — мой свадебный подарок любимой Аминат.

На моём языке пляшет вопрос, как удалось вставить в камни технологию, работающую как маячок. Но, поймав злобный взгляд Элеоноры, решаю поговорить об этом позже.

Зато Башир Давидович, перехватив наши переглядки, хмыкает:

— Эля-Эля, — качает он головой. — Неужели ты думала, что сможешь заменить мою дочь? Михей, конечно, дурак, но Марьянку любил…

Элеонора кривит губы:

— Да уж, так любил, что спал со мной, когда жена лежала в больнице!

Давлат сжимает кулаки:

— Учти, ты говоришь о моих родителях! — рычит он.

Элеонора скалится и фыркает, как разъярённая кошка.

— И что, они теперь святые? Или твой папочка не может иметь потребностей?

Давлата передёргивает, но дед похлопывает его по руке, успокаивая. И снова обращается к Элеоноре:

— И ты решила, раз через зятя ко мне не подобраться, то попробую через внука? Да вот только… Давлат не повёлся, поэтому довольствуешься Ромой?

Блондин кидает на деда затравленный и грустный взгляд: типа, я не причём, меня заставили.

— Я бы на вашем месте, Башир Давидович, не стала так разговаривать с той, от кого зависит репутация и благополучие вашей компании.

— О чём ты? — зло спрашивает Давлат, но видно, что он уязвлён и злость эта — на себя.

— О, об одном интересном факте, — хмыкает Элеонора и оборачивается к моей подруге: — Вы же, дорогая Евлампия, получили недавно одно письмо на почту.

Лампа кивает, бледнея.

— И ведь именно оно привело вас в клуб?

Снова подтверждение и испуганный взгляд.

— Тогда, может, зачитаете нам содержание?

Лампа достаёт гаджет и дрожащей рукой начинает открывать письмо. Но прежде чем успевает сделать задуманное — Семеныч кидается вперёд, вырывает у неё из рук аппарат, отшвыривает его в сторону, в пустую половину комнаты, и прыгает сверху.

Вовремя…

Своим телом он поглощает взрыв…

…начинается ад и хаос.

Прибегают охранники — вовремя спохватились! — появляется прислуга, чтобы убрать и оттереть мебель от кровавых брызг, приезжает скорая, хотя… Семёныч умер красиво и героически, им остаётся только констатировать смерть.

Протяжно воет Лампа.

Давлат шикает на Марка:

— Вези жену домой!

Харламов, кажется, только сейчас окончательно протрезвел — бледный и собранный…

Куда-то уводят Элеонору и Романа. Последний покаянно рыдает, первая, особенно, проходя мимо меня, презрительно фыркает. Мол, ещё встретимся, не конец…

У меня в голове крутятся стёклышки калейдоскопа — так быстро события сменяют друг друга. Как в дикой фантасмагории. И вот уже передо мной не муж, а миловидная женщина лет шестидесяти с явно восточными корнями.

— Идём, дочка, — ласково говорит она, помогая мне встать, — покажу тебе твою комнату.

Покорно иду за ней. Комната уютна, этакая девичья. Каждая мелочь подобрана с любовью и тонким вкусом. Серый цвет умело сочетается с состаренной бронзой и сливками, вкрапления старого дерева и вязаных предметов. Обстановка хоть и несколько старомодна, но до сих пор привлекательна.