«Вот почему он не позвонил мне с утра пораньше? – с неприязнью подумал Александр. – И почему не поговорил со мной дома? Жены испугался? Так вышел бы проводить меня. Сказал бы что-то вроде: «Я прослежу, Танюша, чтобы этот тип во дворе не околачивался и к соседям не приставал», – и спокойно бы вышел. Нет, надо вот так, некстати.»

Хотелось начать рассказ тоном былинного сказочника, в некотором царстве, мол, в некотором государстве, но Александр одернул себя и начал рассказывать нормально. С того самого момента, как столкнулся в Бангкоке с Евой.

– Это такая специфическая кабала, «мягкая», почти незаметная, очень хорошо продуманная. Что-то вроде морковки, висящей перед носом у ослика, морковки, которую ему никогда не съесть. Элемент запугивания, конечно же, присутствует, как же без него. Все понимают, что нарушителей установленного порядка ждут неприятности. Но на одном лишь страхе империю панельных услуг не построить.

– Я в ужасе от твоих фундаментальных познаний в этом вопросе! – улыбнулась Августа. – Откуда ты только набрался?

Вроде как пошутила, но с каким-то ледком в голосе. Или Александру просто так показалось?

– Вся моя информация – из одного источника, – серьезно, без ответной улыбки, сказал Александр. – От Евы. Ну а выводы я сам сделал. Впрочем, если тебе неинтересно.

– Нет-нет! – тряхнула головой Августа. – Мне очень интересно. Прости, что перебила.

– Так вот, одного страха мало, – повторил Александр. – Если переусердствовать с запугиванием, то от безысходности люди пойдут на крайности. Могут сбежать, могут обратиться в полицию, могут покончить с собой, в конце концов. Опять же, угнетенно-депрессивное состояние не способствует бизнесу. Унылые, невеселые проститутки не привлекают клиентов. Чтобы дело шло хорошо и спокойно, у работников должна быть надежда на то, что все это временно, все это ненадолго, на два-три года, до тех пор, пока не удастся погасить долг А там – полная свобода и настоящая жизнь. Ева подумала, что так будет лучше, чем много лет копить деньги на операции.

По лицу Августы было заметно, что она хочет что-то сказать.

– Давай оставим в стороне все прочие соображения, – попросил Александр. – Когда у человека есть великая цель, он готов на многое пойти ради ее достижения. Конечно же, далеко не все согласятся до старости заниматься этим делом даже в обмен на решение их проблемы. А вот на три-четыре года отработки соглашаются многие. Но это только говорится: «Три-четыре года». Долг продолжает расти. То старший говорит, что надо дополнительно заплатить полиции, то повышается плата за жилье, услуги врача стоят баснословно дорого, потому что это «свой» врач, и абы к кому обращаться нельзя. Кроме того, существуют нехилые штрафы за различные провинности. Без чьей-то посторонней помощи полностью погасить долг не получится. Суммы там, может, и не очень большие, но и заработки мизерные, ведь большая часть заработанного идет на погашение долга. Да, забыл сказать самое главное – этот бизнес работает по схеме вмененных платежей, то есть каждая женщина или каждый мужчина ежедневно должен отдавать «старшим товарищам» определенную сумму. Приличную, то есть надо хорошенько постараться, чтобы столько заработать. Если отдать не полностью, то «недостача» плюсуется к долгу. А ведь день на день не приходится, бывают удачные дни, бывают не очень. У Евы скопилось сколько-то из тех денег, что оставались ей, но этого не хватало, и я одолжил ей пять тысяч долларов.

Александру не очень-то хотелось говорить Августе, сколько именно он одолжил Еве, потому что подобная конкретика касается только того, кто дал, и того, кто получил. С другой стороны, скажи Александр «я одолжил ей немного» или «я одолжил ей некоторую сумму», Августа могла бы подумать, что он от нее что-то скрывает. А крохотное зернышко сомнения может так прорасти и дать такие плоды, что мало не покажется.

– Пять тысяч? – Августа посмотрела на Александра не то чтобы недоверчиво, а скорее удивленно. – Незнакомому, можно сказать, человеку?

– Не просто так, а под расписку, – улыбнулся Александр.

На расписке настояла Ева. Потащила Александра к нотариусу, заплатила две тысячи бат за заверение ее подписи и вручила документ Александру со словами: «Хочу, чтобы все было по правилам». По правилам, так по правилам. Расписка от человека, у которого всего-то имущества, что сумка да чемодан с личными вещами, – это смешно. Не захочет отдавать, так и судом ничего с него не стребуешь, потому что нечего взять. Разве что присудят погашение долга частями из будущих доходов, но это такая муторная история. Да и сумма, честно говоря, не такая, чтобы был смысл ее «отсуживать» – время дорого, да и услуги адвоката могут стоить, как выражается друг Андрей, «адекватно». Но Александр понимал, что расписка нужна самой Еве как подтверждение того, что жизнь налаживается и теперь все пойдет правильным чередом, законным порядком. Опять же, документ на английском языке с печатью бангкокского нотариуса Адисабанда Чулакадаббы и его размашистой, изобилующей завитушками подписью – это классный сувенир на память о Таиланде.

Вечер прошел хорошо. Вышли погулять по центру с намерением «куда-нибудь закатиться». Августа, привыкшая к прямым перспективам родного Петербурга и восхищавшаяся ими, тем не менее находила особый смак в путаной кривизне московских переулков. Мимоходом «закатились» на мюзикл про доктора Джекила и мистера Хайда (про кого еще двум докторам смотреть, как не про третьего доктора?), получили свою порцию удовольствия, а потом с огромным аппетитом отужинали в грузинском ресторанчике и еще долго ходили, чтобы улеглись внутри все эти съеденные сациви-чакапули. Вернувшись домой, долго разговаривали, потом долго любили друг друга и заснули в пятом часу утра.

Александр, несмотря на усталость, спал плохо. Он часто просыпался, смотрел на вкусно посапывающую рядом Августу, радовался тому, что она приехала, сожалел о том, что она скоро (уже сегодня!) уезжает обратно. Проснувшись в очередной раз, Александр увидел, что Августа не спит. Она лежала на спине, скосив глаза вбок, и наблюдала за ним.

– Утро красит нежным светом стены древнего Кремля! – с выражением произнесла Августа. – Лежебокам пора вставать!

– Пора, – согласился Александр и спросил: – А какими стихами полагается встречать утро в Петербурге?

– М-м-м… – заурчала Августа, заводя руки за голову и потягиваясь, – наверное, этими: «Что тебе снится, крейсер Аврора, в час, когда утро встает над Невой?» Бр-р-р! Аврора жуткая! Спустишься вниз и чувствуешь себя, как килька в консервной банке! Мне больше по душе парусники.

– Там спустишься в трюм и чувствуешь себя, как селедка в деревянной бочке! – пошутил Александр.

– Противный! – Августа повернулась и проворно шлепнула Александра по прикрытой одеялом ягодице. – Не смей напоминать мне о школьном прозвище, которое я стараюсь забыть и почти уже забыла!

– Откуда мне знать. – начал оправдываться Александр, но ему уже определили наказание.

– За вопиющую бестактность ты приговариваешься к варке кофе! – торжественно-бесстрастным судейским тоном объявила Августа. – А я пока приведу себя в порядок!