я тебя вытащу и от тюрьмы отмажу, ты дурака валять не стал, в побег не пошел и по повесткам бы являлся. Я, вообще то, если за тебя пойду просить, то за тебя и подпишусь. И если ты взбрыкнешь, то за тебя, с меня спросят. Давай, не дури, подписывай.

Сергей проводил взглядом явки с повинной, которые я аккуратно убрал в сейф, в отдельной папочке, вздохнул, и начал писать подписку о добровольном сотрудничестве, которую я позже спрятал в тайник, за деревянный щит, которым до середины, были обшиты беленные стены моего служебного кабинета. На улице уже рассвело. Сначала мы, с Сережей, оседлав «дежурку», нашли пострадавшую Вазовскую желтую «пятерку», а затем поехали к его тетке, где, не давая опомнится, не отошедшей со сна женщине, я оформил коротенький договор на проживание племянника в доме тети и вручил его своему подопечному:

— В отделе, когда будут допрашивать, обязательно скажи, чтобы в протокол попало, что живешь у тети и у тебя есть договор, который ты просишь приобщить к делу. Все понял?

В отделе, на разводе, я доложил о задержании воришек, вручил руководству явку с повинной и, напутствуемый добрым голосом начальства, со спокойной совестью отправился спать. Отправиться, то отправился, но на половине дороге вернулся, чтобы, через час, снова, пойти домой. Этот час был потрачен на то, чтобы убедить дежурного следователя, к которому уже прибежал взволнованный хозяин желтой «пятерки», обрадованный моей запиской, брошенной в вскрытый салон, что мальчик Сережа — хороший, его не надо закрывать в тюрьму, и я лично, буду приводить его на все допросы. Свои обещания, даже данные жуликам, я старался выполнять.

Вечером я обратил внимание, что Никсон какой-то вялый и грустный. На улице он практически не бегал, не играл с другими собаками, а присаживался недалеко от меня и внимательно смотрел в мою сторону. Дома я стал внимательно осматривать щенка, в меру своих, скромных, познаний в ветеринарии. Нос Никсона был не сухой, и не горячий, но, к миске с печенкой, песель, не подходит, а глаза глядели на меня с немым упреком. Боясь, что Никсон заболел чем-то серьезным, я ухватился за тонкую соломинку:

— Я помню, что я тебе обещал. Сейчас позвоню на питомник Сереге Кувшинову, и займусь этим вопросом.

Никсон вскочил, весело гавкнул и побежал на кухню, чтобы через мгновение, жадно, чем-то зачавкать. Вот маленький засранец, заставил меня делать то, что я не хотел.

На объединенном питомнику УВД инспектора — кинолога Кувшинова к телефону позвать отказались, так как он, на работе, отсутствовал по причине болезни. Тратить дорогие «сотовые» минуты мне было жалко, не настолько много я зарабатывал, поэтому, купив на первом этаже общежития, в вино-водочном магазине, любимого «Белого Аиста», я двинулся к Сереге, благо жил он недалеко от меня, через пару кварталов. Подъезд трехэтажного, Сережиного дома, встретил меня стойким запахом кошачьей мочи, а дверь квартиры моего друга — его слабым голосом.

— Открывай сова, медведь пришел весело гаркнул я, чтобы через минуту пожалеть о своем крике.

Замки клацнули, дверь медленно открылась…. Серега выглядел, откровенно говоря, очень плохо. Лицо осунувшееся, кожа бледная, в лоб покрыт испариной. Приятель слабо махнул мне рукой, приглашая в квартиру, а сам, придерживаясь за стенку, двинулся в комнату.

Я закрыл дверь, вымыл руки и прошел к смятому ложу моего товарища:

— Серега, что с тобой случилось? На тебя без слез не взглянешь, извини за откровенность. Жена где?

— Лена на сутках, она и так две смены пропустила, сказали, что если снова не выйдет –выгонят с работы, а у нее зарплата в два раза больше моей.

— Ладно, что для тебя я могу сделать?

Через десять минут Серега, умытый, переодетый в сухое белье, лежал на перестеленной постели и пил из большой, керамической кружки крепкий чай с добавленной, «для здоровья», большой ложкой коньяка.

— Рассказывай, что с тобой случилось?

— Не знаю, вирус какой-то подхватил…

— Давно?

— Пять дней назад у начальника день рождения был, мы всем коллективом в кафе посидели. Вот, на обратном пути, меня, очевидно, продуло, или в кафе, от кого-то, подхватил. Короче, ночью температура по сорок, рвота, понос, все мышцы болят, почки, печень прихватывает ноющей болью. И с тех пор не встаю.

— Здорово, то есть очень плохо. А кроме тебя, кто-нибудь, еще заболел?

— Начальник в больницу попал той-же ночью, но у него там, совсем, другое. У начальника что с почками. Одна вроде бы отказала, а вторая работает еле –еле. И что-то про диализ крови я слышал. Так что, вот, такое совпадение.

— А как ты, вообще, Серега?

— Ты знаешь, пока не заболел, было неплохо. Тут эти наши деятели, замы…Ну я тебе про них рассказывал, Эля и Бес, оба думали, что каждого из них, на место начальника, поставят. Притом, что, как я понимаю, иногда они спать вместе. А тут в кресло начальника нам Абрамыча прислали. Ну, они и…

— Кого прислали?

— Валентина Абрамыча Когана. Он раньше начальником вневедомственной охраны в Городском Сельском районе работал, но что-то там нахимичил, ну, его и с понижением, к нам отправили. А тут эти два интригана. Старого начальника подставили с мясом, что-то он, там, не так списывал. Ну а потом, попытались нового начальника на каких-то расходах, левых, подцепить. Коган вовремя это дела почувствовал, и решил сам от Эли и Беса избавится. Меня вызвал в кабинет дней, десять назад, и предложил на должность его заместителя рапорт написать. А с этими деятелями обещал до конца мая разобраться, якобы там с деньгами под отчет какие-то левые чеки сдавались.

Сергей обессиленно откинулся на подушку, жестом попросил подать ему кружку с чаем, судорожно глотнул, а затем продолжил рассказ, тяжело дыша:

— А сейчас, видишь, Коля, не до заместительства. И с шефом не понятно, выкарабкается или нет, и со мной, тоже. Веришь, ночью очнулся и почувствовал, что умираю. Руки и ноги стали холодеть, пытаюсь ими пошевелить, и не могу. И жену позвать не получается. Языком пошевелить не могу. Только слезы из глаз текут, так жить хочется, а сделать ничего не выходит. Через час только смог пошевелится, и уснул, или сознание потерял, не знаю. А сегодня, вроде бы, чуть получше стало, видишь, даже смог до двери дойти, тебе открыть.

— Что тебе ставят, какой диагноз?

— Ничего не ставят. Вирусное заболевание неясной этиологии.

— Беда Серега. Давай, ты если спать хочешь, постарайся поспать. А я пока позвоню.

Глава 10 Прощать убийцу — значить убивать.

Кувшинов Сергей к утру был еще жив, хотя, Людмилина микстура ему, особо, не помогла. Но, хуже тоже не стало, что можно считать положительным моментом. На службе ничего особо срочного не было. Я до развода достал из сейфа три явки с повинной, и, с видом измученного тяжким трудом стахановца пошел к начальству. Потратив около четырех часов времени на изучение журналов КУСП (книга учета сообщений о преступлениях), общение по телефону с нервными потерпевшими и не менее нервными следователями, я выяснил, что шесть из восьми явок с повинной мной идентифицированы. Отобрав из стопки три бланка, со самыми старыми из них, по которым уже подходил срок приостановления и сдачи в архив, я зарегистрировал явки в дежурной части, вызвал на завтра явкой оставленного на свободе под подпиской о явке по вызовам Торопыгину Сереже. Судя по голосу Торопыгина, тот был счастлив, что не поехал в тюрьму на пару со своим другом, и завтра он явиться на допросы к следователю, а не заставит меня бегать за ним по району. Пора было двигаться в сторону логова злой волшебницы.

Злая волшебница делала карьеру на окраине города. Доехав до конечной на троллейбусе и разочаровав контролеров на конечной остановке своим служебным удостоверением, я не торопясь пообедал в рабочей столовой управления механизации, угостившись огромным шницелем с картофельным пюре и парочкой капустных котлет, которые были на удивление вполне съедобны, я направился к объединенному питомнику.

На вопрос «Кто из руководства на месте», бабулька на вахте с придыханием сообщила, что «Элиза Аркадьевна на втором этаже». Элиза, приятная дама с короткой стрижкой осветленных волос, предсказуемо заняла кабинет начальника, внимательно изучая документы, подшитые в картонные папки.

— Здравия желаю! Разрешите? — я оскалил в счастливой улыбке все свои зубы: — Мне сказали, что здесь теперь командует самый прекрасный начальник в истории.

Дамочка вскинула на меня темные, цвета черного шоколада глаза и улыбнулась самыми кончиками губ.

— Здравствуйте, что вы хотели.