– Сейчас я раздам вам эти карточки и попрошу написать на одной стороне алфавит, а на другой – свое имя. – Все это было произнесено бодрым и деловым тоном. – Заглавными буквами, пожалуйста. Печатными, не прописными.

Скрипачка Кенли Роббинс подняла руку.

– Я обязана это делать?

– Разумеется, нет, – мгновенно и почти машинально ответил Макминнамин. – Но мы возьмем на заметку всех, кто отказался помочь расследованию.

Он начал раздавать карточки. Маккензи оцепенела, когда детектив прошел мимо ее пюпитра и на миг задержался на ней взглядом. Она понимала, что все это значит. Им нужны были образцы почерка. Мысли разбегались, она мучительно пыталась припомнить, что именно написала на лице Нолана в ту пятницу. Кажется, она начала рисовать мрачную рожу с густыми бровями, а потом написала «ЛЖЕЦ» большими печатными буквами.

Маккензи медленно поставила виолончель на подставку и схватила папку для нот, чтобы подложить под карточку. Дрожащими руками она стала выводить буквы, стараясь делать их чуть более наклонными, чем тот рубленый шрифт, которым она писала на коже Нолана.

Когда все закончили, детектив Макминнамин собрал карточки. Детектив Петерс взял маркер и написал на белой классной доске свое имя и телефон.

– Уж я-то знаю, как проходят эти вечеринки, – дружески сказал он, и тень улыбки промелькнула на его губах. – Никто не хочет признаваться, что был там, все боятся, что у них возникнут проблемы. – Выражение его лица резко изменилось, глаза посерьезнели, губы сжались. – Но с одним из вас случилась большая неприятность. – Он помолчал, чтобы они как следует поняли его слова. – И мы хотим выяснить, что произошло. А для этого нам нужна ваша помощь. Я прошу всех, кто был на той вечеринке – неважно, видели вы Нолана или нет, – позвонить мне на этот номер. Возможно, вам известны подробности, которые помогут восстановить последовательность событий. Все, что вы расскажете, будет полностью конфиденциально.

Маккензи шумно сглотнула. Потом почувствовала, как чья-то рука оказалась в ее руке. Пальцы Клэр были крепко стиснуты. Ее губы дрожали.

Мак изумленно уставилась на нее.

– Ты в порядке?

Клэр замотала головой.

– Мы все были на той вечеринке! Значит, нам придется с ними говорить! Мне придется с ними разговаривать!

«И что?» – хотелось спросить Мак. Клэр-то чего бояться? Они пришли на вечеринку Нолана вместе, но Клэр испарилась, как только увидела Блейка.

Офицер Петерс вежливо кивнул миссис Рабинович.

– Огромное спасибо, что уделили нам так много времени.

Он многозначительно переглянулся с офицером Макминнамином, и они вышли.

Мак снова покосилась на Клэр. У подруги дрожали колени, и она до мяса сгрызла ноготь на большом пальце.

– Эй, – тихо сказала Мак, дотрагиваясь до руки Клэр. – Если ты нервничаешь из-за разговора с копами, то напрасно. Я уверена, что все пройдет нормально. Они будут очень милы, вот увидишь. Ты же ничего не сделала!

«Зато я сделала», – немедленно подсказал внутренний голос.

– Спасибо, – сказала Клэр слабым голосом. – Сама не знаю, с чего я так разнервничалась. – Она снова сжала руку Мак и сделала несколько глубоких вдохов.

Телефон Маккензи пискнул. Она вытащила его и, спрятав от Клэр, пробежала глазами сообщение.

«Привет, – писал Блейк. – Нужно поработать над новыми композициями. Как насчет дополнительной репетиции на этой неделе? У меня дома, завтра вечером в семь?»

Мак зажала телефон в ладонях, размышляя. Она не понимала, что в тот вечер произошло между ними в «Королевстве капкейков». С тех пор она видела Блейка всего один раз, на вечеринке Мэтта Хилла, где Клэр сразу же утащила его в комнату, набитую подушками, оставив Мак стоять возле фуршетного стола с двумя стаканами пива, которые она только что взяла для них обеих. Короче, да – Блейк ее поцеловал, но он был с Клэр, а Клэр была ее лучшей подругой.

Взгляд Мак упал на пакетик жевательных виолончелей, лежавший на полу. Она снова перевела глаза на Клэр, на ее беззащитное и открытое лицо. Решено, с сегодняшнего дня Мак станет другим человеком. Хорошим человеком. Это означало, что отныне она больше никогда не поцелует Блейка.

«Надеюсь, я смогу выбраться, но только ненадолго. Прослушивание приближается», – быстро напечатала она и отправила сообщение. Ну вот. Оставалось надеяться, что ответ получился достаточно сдержанным. Незаинтересованным. Как будто она всего лишь обычный член группы.

После этого Мак стерла сообщение Блейка, сожалея, что нельзя с такой же легкостью стереть из памяти их поцелуи.

В этот же день Кейтлин подъехала после школы к своему дому, чтобы забрать забытые бутсы. Она нашла их почти сразу и опрометью выбежала из комнаты. Если повезет, она пропустит только разминку. Но по дороге она заметила включенный телевизор в гостиной. Корреспондент стоял перед домом Нолана Хотчкисса, который теперь был со всех сторон окружен желтой полицейской лентой, заслонами и зеваками.

– Полиция пока только задает вопросы, собирает информацию и тщательно осматривает дом Хотчкисса, – говорил репортер. – На вечеринке в доме Хотчкисса присутствовало очень много учащихся, и до сих пор точно не установлено, что там произошло – и когда.

На экране появилась Урсула Винтерс.

– Я так любила Нолана, – прочувствованно говорила она. – Все его любили! Это такой чудовищный удар…

У Кейтлин упала челюсть. Урсула ненавидела Нолана. Разумеется, не за то, что он сделал с Тейлором, а за то, что отшил ее, когда Урсула пригласила его на свидание. Кейтлин помнила, как вскоре после смерти Нолана Урсула поливала его грязью: «Почему о мертвом парне нельзя говорить, что он был законченным мерзавцем?» При этом Урсула многозначительно посмотрела на Кейтлин, словно это были ее слова. Впрочем, отчасти так оно и было.

Затем на экране появилась миссис Хотчкисс: строгая худая женщина с излишком ботокса на лице; клетчатая лента удерживала ее пепельные волосы. Глаза у нее были красные, губы дрожали.

– Не понимаю, кто мог это сделать с моим мальчиком. Ведь он был всеобщим любимцем!

– Ты что, издеваешься? – рявкнула Кейтлин.

– Кхм!

Кейтлин обернулась. Сибил, ее приемная мать, сидела у камина в кресле со стопкой бумаг и калькулятором. Она была бухгалтером и работала по свободному графику: могла заехать домой пообедать или пропасть на все выходные, торопясь закончить очередную налоговую декларацию, и почти не появлялась дома с марта по апрель.

– Кейтлин, – ласково, но в то же время твердо сказала Сибил.

– Что? – огрызнулась Кейтлин. – Прости, если тебе это показалось грубым, но Нолан не был всеобщим любимцем. И ты прекрасно это знаешь.

Сибил отложила бумаги на стоявший рядом столик и стала рассматривать свои колени.