– Прошу прощения, господин.

Он отмахнулся.

– Не стоит. Твой труд не останется напрасным. Мы найдем этих ведьм и выжжем их с лица земли. – Он слегка нахмурился. – В том, что случилось вчера ночью, твоей вины нет. – Жан-Люк сверкнул глазами, но Архиепископ не заметил. – Сегодня я должен буду посетить дневное представление в качестве сопроводителя почетного иностранного гостя короля. Пусть я и не одобряю театр, поскольку это порочное действо подходит лишь для бродяг и плутов, ты пойдешь со мной.

Я утер со лба пот.

– Господин…

– Это была не просьба. Ступай и умойся. Будь готов выезжать в течение часа.

– Да, господин.

Я проследовал за Архиепископом в дом, а Жан-Люк смотрел мне в спину, и я знал, что в глазах его сверкает все то же неназванное чувство. И лишь позднее, когда мы сидели в карете у театра Солей-и-Лун, я позволил себе назвать его. Позволил себе ощутить горький укол сожаления.

Некогда наше уважение друг к другу было взаимным. Но то было прежде, чем пришла зависть.

Лу

Когда я проснулась на следующее утро, пыльный чердак уже заливали лучи солнца. Я медленно поморгала, затерявшись в приятном беспамятстве между сном и пробуждением, но подсознание не давало мне покоя. Снизу из театра доносился шум и крики актеров, а из окна слышались радостные голоса. Я нахмурилась, все еще цепляясь за последние крупицы сна.

Нынче утром в театре было шумнее обычного.

Я резко села. Каждую субботу в Солей-и-Лун проводили дневной спектакль. Ну как я могла забыть?

Когда я поднималась с кровати, все мое лицо прошило особенно сильной болью. Ах да, вот почему я забыла. Мой нос ведь раскрошили на части, и вчера мне пришлось бегом спасаться от верной смерти.

Снизу зашумели еще громче – началась увертюра.

Я застонала.

Ну вот, теперь до самого конца спектакля с чердака мне не выйти, а я очень хотела в туалет. Обычно было нетрудно тайком пробраться вниз, в уборную, до прибытия актеров и работников, но теперь уже поздно, я все проспала. Я встала, поморщилась от тупой боли в спине и быстро оценила масштаб увечий. Нос точно сломали, а пальцы за ночь распухли вдвое. В целом платье у меня было достаточно нарядное, чтобы получилось незаметно пройти мимо зрителей… вот только пятна крови портили картину. Я облизала здоровые пальцы и стала яростно оттирать кровь, но без толку.

Раздраженно вздохнув, я оглядела стойки с пыльными костюмами и сундук у постели, которую мы делили с Коко. Он был набит шерстяными штанами, шарфами, варежками и шалями, а еще там нашлась пара заплесневелых одеял, которые мы на прошлой неделе откопали среди мусора. Я робко коснулась той стороны кровати, на которой раньше спала Коко.

Надеюсь, она добралась до тетки целой и невредимой.

Качая головой, я повернулась обратно к костюмной стойке и наобум выбрала себе наряд. Коко сможет сама о себе позаботиться. А вот я…

После третьей тщетной попытки снять платье я сдалась. Сломанные пальцы отказывались сгибаться как положено, а выгнуться так, чтобы дотянуться до пуговиц между плеч, ну никак не выходило. В конце концов я просто взяла из ближайшего ларя шапо-бержер[9] и очки в проволочной оправе и нацепила все это. Вчерашняя бархотка все еще скрывала мой шрам на шее, а плащ прятал почти все пятна. Придется идти так, делать нечего.

Мой мочевой пузырь требовал немедленного облегчения, а пи́сать в углу, как собака, я не желала точно.

К тому же, если вдруг придется быстро убегать, я всегда смогу сунуть в рот кольцо Анжелики. Я подозревала, что в фойе будет слишком людно и там не получится быть невидимой: столкнись с кем-нибудь – и прощай моя маскировка. Нет на свете ничего подозрительней привидения, которое наступает людям на ноги.

Надвинув шляпу пониже, я прокралась вниз по лестнице, которая вела за кулисы. Большинство актеров не обратили на меня внимания. Кроме…

– Эй, вам сюда нельзя, – сказала надменная девчонка с крючковатым носом. У нее было круглое лицо, а волосы цветом и видом очень напоминали кукурузный шелк. Когда я обернулась к ней, девушка ахнула. – Господи, что у вас с лицом?

– Ничего. – Я быстро опустила голову, но было поздно.

Девушка подошла ближе, и надменность на ее лице сменилась тревогой.

– Вас кто-то обидел? Может быть, стоит вызвать констеблей?

– Нет, нет. – Я смущенно ей улыбнулась. – Я просто искала туалет и заблудилась, вот и все!

– Туалет в фойе. – Она сощурилась. – Это что у вас на платье, кровь? С вами точно все хорошо?

– Просто прекрасно. – Я закивала как ненормальная. – Спасибо!

Ушла я слишком поспешно и этим явно вызвала еще больше подозрений. Головы я не поднимала, но чувствовала чужие взгляды. Видимо, лицо у меня и правда выглядит кошмарно. Наверное, все же стоило сразу воспользоваться кольцом.

В фойе все стало только хуже. Там толпились богатые аристократы и купцы, еще не занявшие свои места. Я жалась по стенам и углам комнаты, чтобы избежать ненужного внимания. К счастью, посетители были слишком увлечены друг другом и меня не замечали. В конце концов, театр Солей-и-лун куда больше любили посещать ради свежих сплетен, а не представлений.

Одна парочка шепталась, что на этот раз дневной спектакль посетит сам Архиепископ. Ну что ж, очередная прекрасная причина поскорей вернуться назад на чердак.

Как патриарх шассеров, Архиепископ возглавлял их духовную борьбу с бельтеррским злом и утверждал, будто сам Господь наказал ему истреблять нечистую силу. Он сжег десятки ведьм, больше, чем кто-либо другой, но все так же не знал покоя и отдыха. Я видела его только раз, издалека, но этого хватило, чтобы увидеть в его глазах блеск подлинной одержимости.

Я заскочила в уборную прежде, чем кто-нибудь еще успел меня заметить. Справив нужду, я сдернула дурацкую шляпу и встала перед зеркалом. Тут же стало ясно, чем я так потрясла актеров. На моем лице живого места не осталось. Большие фингалы расплылись под глазами, щеки были забрызганы высохшей кровью.

Я смыла кровь холодной водой и долго терла кожу до красноты. В целом сильно краше от этого я не стала.

В дверь вежливо постучали.

– Простите! – смущенно крикнула я. – С желудком беда!

Стук мгновенно прекратился, и женщина за дверью ушла, изумленно и возмущенно ворча. Вот и славно. Мне нужно где-то переждать толпу, и запертый туалет для этого вполне подойдет. Снова бросив хмурый взгляд на свое отражение, я стала отмывать кровь с платья.

Голоса снаружи постепенно стихли, музыка стала громче – представление началось. Осторожно приоткрыв дверь, я выглянула в фойе. Там остались только три швейцара, и, когда я проходила мимо, они кивнули мне, не заметив синяков в темноте.