Николай грозно откашлялся и многозначительно произнес:

– Я так понимаю – у нас гости.

– Да какие там гости, все свои, – немедленно успокоила его Татьяна, с осуждением глянув на Елену Сергеевну: мол, надо ж так родному ребенку врезать, что у того память отшибло.

Елена Сергеевна укор на свой счет не приняла и, свирепо уставившись на изображавшую заботу девушку, процедила:

– Клопы тоже считают, что они тут не в гостях, но это никак не влияет на их дальнейшую судьбу.

– О, – понимающе кивнула Татьяна, – у вас тут еще и клопы. Это от грязи.

Светская беседа грозила перерасти в крупномасштабное побоище.

– Таня, здравствуй, – прохладно кивнул Николай, намекая, что прыгать от счастья не планирует.

Почему-то Татьяна, гордившаяся своей логикой и здравым смыслом, сладко зажмурившись, продолжала лезть в самую топь, радуясь захватывающей ее трясине. Наверное, это и была та самая необъяснимая, роковая любовь, которая, как известно, слепа, глуха и безумна, словно столетняя бабка, впавшая в маразм. Таня любила. Если бы это замечательное чувство пришло к ней в более зрелом возрасте, когда с высоты прожитых лет и накопленного негативного опыта можно взвесить и адекватно оценить свои поступки, жизнь сложилась бы иначе. Но первая влюбленность, возмутительно неосмотрительная и бесшабашная, толкнула девушку к бездне, выдав ей индульгенцию на предательство. Назад хода не было, да она и не собиралась отступать, наслаждаясь близостью заветной цели. Перед ней раскинулся безбрежный океан счастья, с искрящимися бликами надежд на теплых волнах будущего, с жарким солнцем любви над лазурной гладью мечты и белыми парусами грядущих приятный событий. Татьяна смотрела на все это призрачное великолепие, стоя на краю обрыва, и из-под ее ног с мрачным шелестом уже катились вниз колкие камушки, тащившие за собой тревожный шлейф эха. Если бы только она смогла тогда оторвать взгляд от манящего горизонта и оглянуться…

– Колясик, ты в курсе, что барышня уже мысленно пакует чемоданы и перебирается к нам? – взвизгнула мама, выводя сына из послеобморочного ступора.

– Она беременна, – вяло отреагировал сын, тоскливо разглядывая Татьянину талию.

Над талией плавно нависала линия груди, ненавязчиво примирявшая Николая с присутствием девушки. Он так и сидел на полу, заботливо нянча тупую боль в ушибленной голове. Каждое движение отдавалось в затылке тяжелым ударом стахановского молота. Хотелось уползти от агрессивных женщин и отлежаться на любимом диване, пропустить бой и по факту его завершения сдаться на милость победителя. Покосившись на возмущенно подрагивающий бюст Татьяны, которая гордо информировала маму о том, что она перебирается не к ним, а к отцу своего будущего ребенка, и наличие в квартире довеска в виде склочной старухи – лишь мелкое недоразумение, которое со временем можно будет устранить, Коля подумал, что ему все равно, кого вынесут на щите.

– Сын, почему ты молчишь? – Елена Сергеевна по количеству децибел легко обошла пароходный гудок и заставила жалобно звякнуть тонкий хрусталь в серванте.

Коля уже просчитал, что расстановка сил явно не в мамину пользу, поэтому дипломатично закатил глаза и изобразил сценку «мне дурно». Теперь он находился между двух огней, поскольку ссориться с Татьяной не входило в его планы. Неизвестно, какие действия она предпримет, вероятно, придется жениться. Николай досадливо поежился при этой мысли, но из двух зол выбирают меньшее.

– Что вы прицепились к нему, не видите, плохо мужику? – Татьяна решительно вступала в права официального пользования телом, навалившись на затихшего Колю мягкой грудью и нацеливаясь сделать умирающему искусственное дыхание.

– Не смей слюнявить моего мальчика! – Раздался треск материи и испуганный мамин вскрик.

Николай приоткрыл закатившиеся глаза. Видимо, пытаясь предотвратить осквернение сына, Елена Сергеевна слишком резко потянула гостью, и в результате пуговицы на Татьянином платье отлетели, выпустив на волю сногсшибательные достоинства верхней части ее аппетитного тела.

«Фиг с ней, – малодушно решил Коля. – Пусть будет свадьба. В конце концов, могло прийти и что-нибудь похуже, а эта очень даже ничего…»

– Так я и знала! – злорадно возопила мама. – Эта дрянь даже нижнего белья не носит!

Ей казалось, что сын тоже должен отнестись к этому факту с возмущением. Но в данном случае они не являлись единомышленниками. Судя по Колиной блаженной физиономии, над которой нависло все, что наглая визитерша не положила в пресловутое нижнее белье, его это устраивало. Татьяна же, которую, по мнению Елены Сергеевны, произошедшее недоразумение должно было по меньшей мере смутить, наоборот, расцвела, как майская роза, и демонстративно начала собирать пуговицы, метя по Николаю своим колхозным выменем.

– Еще неизвестно, кто тут беременный, – в последней попытке восстановить справедливость обратилась в пространство мама.

– Разумеется, – с готовностью поддержала тему Татьяна, даже прервав ради такого случая процесс реанимации. – Столько вариантов может быть: и вы, и Коля, и я. Хотя я, конечно, вряд ли. Слишком уж неправдоподобно! В моем-то возрасте!

– Не передергивай мои слова! – Елена Сергеевна аж задохнулась от возмущения, сжав губы до размера младенческого пупка. Вопрос возраста был для нее очень актуальным, поскольку один из бывших коллег по работе, получивший недавно участок в садоводстве, стал активно зазывать ее в гости и намекать на совместное, не лишенное романтики вскапывание грядок. – Где документ, что ты вообще беременна? И даже если и так, то где на твоем пузе написано, кто его автор?

– Интересно, – Татьяна задумчиво проехалась бюстом по лицу автора, – вы, мамаша, действительно хотите, чтобы я доказывала наше родство через суд, или надеетесь, что я откажусь от любимого мужчины, вытру сопли и навсегда попрощаюсь с вами?

– Ой, а не ври-ка! Любимый мужчина! – Елена Сергеевна с остервенением ткнула в бок разомлевшего отпрыска. – Что уши развесил? Думаешь, ты ей нужен? Да ей наши метры квадратные нужны, лимита бесстыжая! Лишь бы в городе зацепиться! Понаехали тут, плюнуть некуда! Сначала сама пропишется, потом всю родню сюда перетянет, а дальше – сядут все на нашу шею, ноги свесят и будут понукать!

– Ну, во-первых, – с расстановкой произнесла Татьяна, – я не лимита и ниоткуда не понаехала, могу паспорт показать. Во-вторых, не бейте Колю, ему и так плохо. В-третьих, никакой родни у меня нет, и на шею я садиться не собираюсь. Я, между прочим, в институте культуры учусь, а не заборы крашу. А в-четвертых, у меня, кроме него, никого не было, так что не надо со мной таким тоном разговаривать!

Насчет «никого не было» Коля мог бы поспорить, но не стал. Судя по напору, Татьяна в своей правоте не сомневалась, и ребенок скорее всего его.

– Колясик, – мама чувствовала, как бразды правления стремительно и неудержимо вырываются из ее слабых рук, – не молчи! Я не собираюсь жить с этой базарной хамкой!

– Без проблем, – хлопнула ее по плечу Татьяна. – Хотя нам будет вас не хватать. Правда, Коленька?