– Так что у нас с семейным положением?

Падение сильно подкосило его апломб, поэтому ответы звучали жалко и подобострастно:

– Жена – Татьяна, дочка Оля есть, десять лет ей, еще сыновья Никита и Вадим. Живем с мамой. С моей. Прописаны в городе. – Он виновато развел руками. Больше рассказывать было нечего.

«Ничего себе, – неожиданно обозлилась Рита, – списочек! А детей-то настрогал! Папа Карло недоделанный!»

Николай ощутил напряжение, исходящее от женщины, но опять понял это неправильно: «Точно, одинокая. Ни детей, ни мужа, вот и разволновалась».

Поерзав на диване, он резко вскочил и начал нервно топтать ковролин, кружась по кабинету и боясь упустить ключевой момент.

– Вы понимаете, я ошибся. Очень неудачно женился. Моя жена – женщина приземленная, даже грубая. Я попал не в свое время, мне бы родиться на несколько веков раньше, когда в чести были поэты, утонченные дамы и романтика рыцарских походов. Не мое здесь все! Не мое! Эта грязь, безденежье, скандалы, запах щей, грязные пеленки в ванне. Знаете, как противно, когда приходишь в ванную комнату, а тебе на шею свешиваются холодные мокрые тряпки?

Изобразив душевный надрыв, Николай плюхнулся на диван, в очередной раз оскорбивший его нежный слух совершенно неприличным звуком, резко портившим романтику выступления.

Судя по всему, в Средних веках Николай претендовал побыть принцессой Турандот, а вовсе не рыцарем. Но Рита не стала пугать его своими выводами. Она слишком была занята своими собственными мыслями. Татьяна… Вот оно как получилось…

Рита помнила мельчайшие оттенки своих тогдашних ощущений. Наверное, такое не забывается. Ужас, пронзительное ощущение одиночества и безысходности. Она выпала из яркого, сочного лета, резко и безвозвратно оборвав бесшабашную, солнечную юность. Впереди маячила пустота, вязкая, серая и беспросветная. Ей хотелось остановить время, чтобы никогда не наступило страшное завтра, то, наоборот, мечталось, чтобы дни, недели, месяцы пронеслись мимо, словно скорый поезд мимо маленькой станции, обдав ее, провинциальную пассажирку, отголосками насыщенной, бурлящей, городской жизни. Маргоша хотела сесть в этот поезд и забыться, очнувшись на конечной станции. Но надо было жить, проживать, пропускать через себя каждое мгновение того кошмара, который поселился в ее душе и теле. Несчастья посыпались на нее, как шишки с трухлявой елки. Исчезновение Коли, раздавившего ее первое чувство, как прошлогодний желудь, потом беременность… А вскоре пропала Татьяна. Маргоша даже пошла в милицию, собираясь заявить о пропаже самой близкой, самой любимой подруги, но заявление не приняли. Уже осенью, придя в очередной раз в поселок, она узнала от соседки, что с Татьяной ничего не случилось. Она приезжала с мужем.

– С мужем? – поразилась Маргоша. Немыслимо. Таня вышла замуж и даже ничего ей не сказала. – А что за муж?

Спросила она машинально, и вопрос прозвучал как-то беззащитно и глупо.

– Муж как муж. Ухарь такой. Да и Танька уже с пузом была. Хоть и прятала, а видать. У меня глаз-алмаз, насквозь вижу. Небось, нагуляла брюхо да в ЗАГС побежала. Она девка не промах. А мужик обычный, как все. – Бабка пожала круглыми плечами, упакованными в сношенный ватник. – Она матери фотки оставила, зайди, глянь.

Лучше бы Маргоша не видела этих глянцевых фотографий, уже основательно помятых и залитых чем-то липким. Ухарем оказался ее Коля. Это было настолько дико и неправдоподобно, что Маргоша даже заулыбалась, словно ожидая, что ее разыграли.

– Уважительный у меня зять, – пьяно бубнила с печки мать. Сначала, потеряв дочь, она долго пила с горя, а потом с таким же энтузиазмом начала квасить на радостях, что Татьяна нашлась. – Бутылку привез, закусь. Хороший человек. Внучка мне родят, будет у меня летом жить, буду сказки ему читать…

Радужные мечты внезапно оборвались смачным храпом. Маргоша, пошатываясь, вышла из затхлого помещения, провонявшего алкогольными парами и дешевыми сигаретами. Она все еще чему-то улыбалась. Такого не могло случиться с ней. Почему с ней? За что?

Она смотрела на почти не изменившегося Николая и хотела одного: отомстить. Страшно, беспощадно, за все сразу: за предательство, за слезы, за желание умереть, за сломанную жизнь.

– Я чувствую в вас родственную душу, – проникновенно произнесла Маргарита, стараясь задавить нотки истерического, обидного хохота.

Яркие лампы дневного света безжалостно играли на гладких залысинах хорохорившегося ловеласа, дешевая куртка криво топорщилась на широких плечах, а веселенькие зеленые носки радовали глаз торчавшими в районе резинки нитками. Когда Николай ободряюще кивнул ей, Рита чуть не съехала под стол от душившего ее злого смеха. Какой сладкой казалась ей предстоящая месть!

– Знаете, мне кажется, мы сработаемся, – прошептала она, напустив в глаза тумана.

Из кабинета Николай уже выплывал, чувствуя себя хозяином жизни. Небрежно махнув рукой на прощание рыжей и процедив «до завтра», он отчалил белым парусником от отеля.

По мере приближения к НИИ он все больше вырастал в собственных глазах, а мечты несли его бурным потоком к манящему горизонту. Недолго осталось ему трястись в подземке, вдыхая ароматы позавчерашнего перегара и дешевой туалетной воды многопрофильного назначения: ею можно было протирать лицо, душиться и одновременно отпугивать комаров на природе. Пассажиры выглядели откровенно жалкими, задавленными нищетой и тщетно тянувшими свои грязные ручонки к благам капитализма. Они пыжились выглядеть респектабельно, натянув на себя китайский ширпотреб и уткнув носы в «Файнэншиэл таймс» и прочие деловые издания, что должно было символизировать их кровную заинтересованность в биржевых котировках и положении мировой экономики. Натужно создавали видимость благополучия, а Коля уже стоял одной ногой в этом самом счастливом будущем. О нем рядовые сограждане, портившие своим присутствием воздух в вагоне, могли лишь мечтать. Войдя в роль, он чуть не получил по зубам от низкорослого, кряжистого мужика, похожего на тяжеловеса, которому на голову упала штанга, слегка сплющив не только черты лица, но и весь организм.

– Чего пялишься? – мрачно рыкнул дядька в период очередного затишья, когда поезд замер на одной из станций.

Коля с жалостью скользнул взглядом по этому отщепенцу судьбы, навечно обреченному протирать портки в общественном транспорте, и великодушно махнул рукой: мол, живи, бедолага.

Штангист нахмурился, подумал и по результатам мыслительного процесса ринулся на Николая, как бык на тореадора, всенепременно желая получить сатисфакцию. Новоявленного хозяина жизни спасло лишь то, что оппонент медленно соображал, поэтому до разборок с обидчиком дозрел к следующей станции. Коля пулей вылетел на платформу, а нацелившийся на него штангист успел только вынести из вагона свою лобастую башку, которая и застряла в закрывающихся дверях.

– Все, хана, – громко и безнадежно выдохнул тяжеловес, выпучив на Николая печальные глаза барана, уводимого на бойню.

Но судьба смилостивилась над ним, приоткрыв двери еще раз и дав ему возможность, к вящей радости Коли, ввалиться обратно в вагон, увезший агрессивного пассажира в темный туннель. Чтобы не злить фортуну и ненароком не испортить внешность о чужой кулак, Николай решил доехать до работы наземным транспортом. В серо-казенный вестибюль НИИ он входил королем.