и другие. Энни, тебе следует войти внутрь. Пусть твои друзья сефри прочешут лес.

Она наградила его улыбкой, которая неожиданно показалась ему снисходительной. Но, с другой стороны, она только что прикончила двух мужчин, не прикоснувшись к ним даже пальцем — и не в первый раз.

— Однако в тебе течет такая же кровь, как во всех людях, — напомнил ей Казио. — И тебя может убить стрела. Знаешь, я не умею ловить стрелы.

— Да, конечно, — сказала Энни. — Охраняй меня. Я буду тебя слушаться.

Монастырь святого Энга стоял на невысоком холме, окруженном с трех сторон пшеничными полями и выпасами, на юге к нему примыкала темная полоса леса. На западе виднелась башня ратуши городка Пейл, пристроившегося к лесу с другой стороны. Это был совсем маленький городок, всего несколько домов с сараями вокруг приземистого квадратного строения с одной, довольно уродливой, башней, поднимавшейся над его юго-восточным углом.

Не успели они пройти и десяти шагов, как их догнали пятеро закутанных в плащи с капюшонами стражей сефри, которыми командовал капитан с янтарными глазами по имени Каут Версиал.

— Ваше величество, — сказал Каут и опустился на одно колено. — Позвольте принести вам мои извинения. Им удалось отогнать нас от вас.

— Ничего страшного, — ответила Энни. — Мой Казио сумел ними справиться.

Мой Казио? Интересно, почему она так сказала?

— И тем не менее, — настаивал на своем сефри. — мне не следовало оставлять вас всего с одним стражем. Но внутри монастыря сейчас совершенно безопасно.

— Прекрасно, — сказала Энни. — В таком случае, мы отправимся прямо туда. Пожалуй, я бы поела.

— Да и пора бы уже, — проговорил сефри. — Я поищу чего-нибудь.

К следующему колоколу Казио уже сидел вместе с Энни в маленькой комнатке в западном крыле здания. Святой Абулло уже повел солнце вниз по небосклону, но в этот длинный летним день у него еще оставалось несколько колоколов.

— Мне их будет не хватать, — сказала Энни, потягивая вино.

— Чего не хватать?

— Этих вылазок.

— Вылазок? Ты имеешь в виду сражений с Церковью?

— Да, — ответила она. — Просто сидеть на троне скучно, а детали военных операций… знаешь, генералам совсем не требуется мое мнение. А это кажется мне настоящим, Казио. Я вижу лица людей, которых мы спасаем.

Казио понюхал вино и поднял свой бокал.

— Az daVereo, — произнес он тост.

— Да, — согласилась с ним Энни. — За настоящее.

Они выпили.

— Вителлианское вино, — пробормотал Казио. — Из района Теро Ваилламо, если я не ошибаюсь.

— Какая разница? — склонив голову набок, спросила Энни. — Вино — это вино, не так ли?

На мгновение Казио онемел, не зная, как ей ответить. Он познакомился с Энни почти год назад, и все это время почти постоянно находился рядом с ней. У него сложилось на ее счет вполне определенное мнение, но он никогда не подозревал, что она может сделать заявление, которое при всей снисходительности можно было назвать только идиотским.

— Я… о, ты надо мной потешаешься, — наконец, выговорил он.

— Ну, насколько мне известно, есть красное вино и белое, — продолжала она. — Но, по правде, кроме этого, я не вижу никаких различий.

Казио заморгал, затем поднял свой бокал.

— Ты не видишь разницы между этим вином и жабьей кровью, которую мы пили на постоялом дворе по дороге сюда? Ты действительно не видишь?

Энни пожала плечами, сделала большой глоток и задумалась.

— Не вижу, — заявила она. — Мне нравится это вино, но “жабья кровь” мне тоже понравилась.

— Это все равно что быть слепым или глухим, — проговорил Казио. — Я… чушь какая-то.

Она наставила на него указательный палец руки, в которой держала бокал.

— За такие слова некоторые королевы лишили бы тебя головы, — заявила она.

— Ну, знаешь, лучше я расстанусь с головой, если не сумею отличить Дакруми да Пачио от Кошачьей Мочи.

— Но ты ведь можешь, — сказала Энни, — или говоришь, что можешь, так что, пожалуй, тебе стоит быть поосторожнее.

— Мои извинения, — проговорил Казио. — Просто это вино… — Он сделал глоток и прикрыл глаза. — Закрой глаза, и сделай еще один глоток.

Он услышал, как Энни вздохнула.

— Ему пять или шесть лет, — начал он. — Холмы Теро Ваилламо в лиловой дымке цветов душицы и лаванды; кусты можжевельника лениво покачивают ветвями на легком ветерке. Жарко, вот уже целый месяц не было дождя. Лозы увешаны тяжелыми гроздьями с маленькими пурпурными ягодами, такими спелыми, что некоторые уже начали лопаться. Их собирает вся семья — старики, юноши, девушки, мальчишки, они обращаются с каждой кистью, точно это маленькая драгоценность, рожденная на винограднике, где работали их деды и прадеды целых двести лет или даже больше. Они складывают виноград в большие чаны, а когда спускается вечерняя прохлада, устраивают пир, угощаясь жареной свининой, они открывают прошлогоднее вино и под музыку давят ягоды деревянными пестиками. Они дают ему забродить так, как делали их предки на протяжении многих веков. Они не спешат, и секрет их напитка не выходит за пределы семьи. Затем они прячут сок в подвал, где он бродит и дозревает, там не слишком холодно, но и не жарко. — Он сделал еще глоток. — Попробуй. Душица, лаванда, можжевельник. Дым костра, на котором они жарили поросенка для своего пира по случаю сбора урожая. Искусство, любовь…

Неожиданно он почувствовал на губах ее дыхание.

— Тише, — сказала Энни и поцеловала его.

Она пахла вином, абрикосами и свежими зелеными яблоками. Ее язык нашел его язык, и все его тело вспыхнуло от желания. Он с трудом поставил свой бокал и встал, положил руку ей на затылок и притянул к себе. Она рассмеялась и прижалась к нему сильнее.

Казио сделал вдох… и поднял голову.

— Подожди, — сказал он. — Что… что?

— Мне нужно было заставить тебя замолчать, — ответила она и снова потянулась к его губам. — Иначе ты бы говорил всю ночь. Ладно тебе, ты же этого хотел.

Он выпустил ее и сделал шаг назад.

— Ну, да, конечно, — не стал спорить он. — Но я тебя не интересовал, а потом Остра… — Он замолчал.

— Значит, все, что ты говорил в Вителлио, когда