Ваня, куда глаза глядят, уже позади остались и место, где он проиграл кафтан и коня, и место, где он встретил коробейницу, и камень Алатырь. Всё дальше и дальше, пока не утомился его скакун, и не перешёл на тихий шаг да стал голову к земле клонить. Пришлось и Ване с девушкой спешиться.

Похлопал царевич коня и сказал:

— Лети, вольный ветер, сослужил ты мне службу верную, возвращайся к хозяину.

И тот, словно понял слова юноши, тряхнул гривой и медленно побрёл обратно. Когда его рыжий круп пропал среди седых стволов берёз и тополей, Ваня оглянулся на девушку.

— Осталось и тебя пристроить к купеческому обозу, — вздохнул он, но она решительно помотала головой.

— Я с тобой. Куда ж тебя отпускать-то одного-одинёшенького? — прошептала девушка и запнулась.

Заглянула в глаза: не обидела ли и увидела, что обижен. Ваня старался виду не подать, понимая, что пока не заслужил звание богатыря. Да и присутствие Краси, как живое напоминание о постоянных неудачах, да еще которое будет советы дурацкие давать, его тоже тяготило.

— Выйдем из лесу на тракт, дождёмся кого-то на телеге и поедешь далее. Где ближайшая ярмарка теперь?

Крася мотнула головой.

— Я же по-дружески, помочь хочу.

— И какая у нас может быть дружба? — неожиданно взъелся царевич, — У каждого своя дорога. Ты мне уже удружила, спасибо.

Крася уперла руки в бока и ехидно спросила, прищурив левый глаз:

— Ах, вот ты какой, Ваня-Ванечка! А кто тебе дорогу в Старую Дубраву показал? А кто тебя отговаривал со скоморохами в азарку играть? Кто бежать из плена надоумил?

— Если бы я направо не свернул, то давно бы Огненного Змея разыскал! — также запальчиво ответил Ваня.

— Ты еще скажи, про то, что царевич бродяжке не ровня!

Ваня промолчал, а Крася вздохнула и вытерла рукавом брызнувшие слёзы.

— Только ты сам, — продолжила она, — ничем от бродяги не отличаешься. Всего богатства — рубаха да сапоги. Ни коня, ни слуги… И подруги у тебя теперь тоже нет. Как будут твои косточки волки в чаще глодать, вспомнишь меня, да поздно станет.

Крася развернулась и пошагала прочь, в ту же сторону, куда убежал конь. Может, она и хотела, чтобы Ваня догнал её и повинился, но он стоял столбом и перебирал все обидные слова, которые мог бы ещё сказать этой девушке. А когда и её голубой сарафан скрылся из виду, он сел на пень и сказал себе: «Жаль, что так вышло, да по-другому, видно, нельзя».

— Может, и льзя, жизнь покажет, твоё от тебя никуда не денется, — пискнул кто-то внизу.

Ваня наклонился и увидел мышку. Хотел-не хотел, а улыбнулся.

— Это ты меня за ухо в стогу кусать собиралась?

Мышь пригладила усишки и ответила:

— То сродственница дальняя была, седьмая вода на киселе, твоему забору двоюродный плетень.

— Ох, и врушка ты, норушка, — улыбнулся царевич, потому что вспомнил, что в сказках все животные богатырям помощники, — зачем пожаловала? Краюшки хлеба у меня нет.

— Совет — дело бесплатное.

Мышь вскарабкалась Ване на плечо и зашептала в ухо: «Разговор твой с девушкой слыхала. Остался ты без коня, и в тёмной лесной чаще пропадёшь ни за грош. Надо тебе на службу Серого Волка взять».

Ваня аж отпрянул. Если со скакуном его кое-как научили обращаться, то как подчинить себе зверюгу лютую лесную, он не знал.

— А где ж его взять?

— Сам возьмется! Ты слово заветно знаешь, чтобы волка приручить?

— Встань передо мной, как лист перед травой?

Никакой волк из чащи на этот зов не появился, мышь хихикнула, соскочила с ваниного плеча и юркнула в зелёную траву.

Долго ли коротко ли, а пробродил Ваня до заката по лесу, в поисках волка или его следов. Примятая трава говорила о том, что тут кабан валялся, спинку чесал. У ручья, где Ваня воды напился, виднелись крупные отпечатки копыт лесных косуль. Кора старого дуба хранила следы огромных медвежьих когтей. Ваня всё примечал, но не знал, можно ли эти отметины отнести к волчьим, а потому всякий раз спрашивал мышку. Она хихикала, появляясь из травы то тут, то там и приговаривала: «Экий ты следопыт! Обознался!»

Вконец умаявшись, собрав немного ягод, Ваня решил на ночлег устраиваться. И чтобы волк не застал его врасплох раньше, чем его Ваня увидит, облюбовал царевич себе толстую ветку дуба и взобрался на неё. Сон сморил юношу быстро, но сквозь дрёму он услышал, как кто-то скулил прямо под его дубом.

Глава 11

Крупный, высокий в холке волк сидел на хвосте, мордой к царевичу, и одной лапой качал туда-сюда деревянную детскую кроватку на полозьях.

— Ты кто?

— Для дитяти несмышленого — Волчок Сербочок, — услужливо ответил он, не прекращая скулить, — могу быть нечистью поганой, волкодлаком, и серым помощником Ивана-царевича.

— А чего воешь? — спросонья спросил Ваня, не собираясь спешиваться.

— Колыбельную пою, — снова ответил он.

— Кому? — не понял Ваня.

— Тебе. Спускайся, укушу за бочок.

Это предложение прогнало остатки сна у царевича, и он спустился вниз, стараясь не поворачиваться спиной к волку. Вокруг поднимался шум ночного леса и шёл вверх от корней травы, захватывал ветки кустов, качал тонкие стволы подлеска и завершал свой шумный бег потоком в кудрявых листьях верхних веток дубов. Поджарый волк неуверенно переминался с лапы на лапу. Он был высок в холке, но через густую шерсть проступали очертания ребер. Хвостом, слегка напоминавшим метелку, можно было и приветливо взмахнуть и злобно ударить оземь.

— Спасибо, волче, только нянька мне нужна, а в сером скакуне зело нуждаюсь, — поклонился Ваня.

— Сослужу я тебе, Иван-царевич, как положено Серым Волкам из века в век, но и ты меня уважай. Корми, советы слушай, царскими почестями осыпай.

— Что?

— Конину очень люблю, — потоптался волк и облизнулся.

— Где же я её возьму? — сказал юноша и огляделся, — был бы у меня конь, я бы к тебе за подмогой не пришёл.