Причина больших потерь («могло взлететь примерно только около 8 самолётов») – если только эти потери не вымышлены – вполне очевидна. Это странная (выражаясь предельно вежливо) реакция истребительного полка на налёт авиации противника. Напомню, что на аэродроме в Кармелаве было три эскадрильи новых истребителей МиГ-3. Увы, если истребитель перестаёт быть охотником, он становится дичью, что и было подтверждено на практике, когда вследствие пассивности командования и лётного состава 31-го ИАП малочисленному (три пары, т.е. шесть «мессеров») противнику позволили «расстреливать с прицельным огнём по каждому самолёту, как на полигоне».

О том, что имел место именно «расстрел» безжизненно замерших на земле самолётов, а не воздушный бой над аэродромом, красноречиво свидетельствует и перечень потерь, приведённый в отчёте «О боевой работе 31-го ИАП». В период с 22 по 29 июня разгромленный наголову полк потерял всего трёх лётчиков. Двое (командир звена лейтенант Гуровский и пилот мл. лейтенант Поворов) «ранены при бомбардировке аэродрома Кармелава 22.6.41»; заместитель командира эскадрильи ст. лейтенант Фесенко убит при следующих обстоятельствах: «Зарублен винтом самолёта И-16 при взлёте лётчика другой части на мало-рижском аэродроме 22.6.41».

Кроме того, 19 человек из лётного и наземного состава полка пропали без вести: «Ст. политрук Шадрин не сел на аэродром при перебазировании с аэродрома Кармелава на аэродром Платоне, остальные (т.е. 3-я эскадрилья полка почти в полном составе) остались в Каунасе и отстали в пути». (81) К чести командира полка (который, судя по имеющимся фрагментам информации, наверное, и вправду «в одиночку вступал в бой против 6 – 7 самолётов противника») стоит отметить, что в его докладе ни одного сбитого за 22 июня вражеского самолёта не числится вовсе.

Кто и, главное, почему отдал приказ («к вечеру поступила команда садиться в автомашины») о перебазировании полка в Платоне (или даже в Ригу), т.е. о фактическом выводе его из зоны боевых действий? В отчёте командира полка об этом не сказано ни слова. Командир 213-й авиабазы воентехник 1 ранга Хаустов чуть более откровенен:

«Связь с дивизией поддерживалась только 22.6.41 г. до 14.00 часов, и с этого времени до 28.6.41 связи со штабом дивизии не было… Отсутствие со стороны вышестоящих начальников постоянной информации для командиров частей об общей обстановке на фронте, в результате чего перебазирование происходило в спешном порядке, не было возможности планирования и использования автотранспорта и перевозки имущества вторыми рейсами, получалось сплошное беспорядочное перебазирование…» (92)

Последствия «беспорядочного перебазирования» тов. Хаустов описывает с бесстрастной точностью:

«Вечером 22.6.41 г. была поставлена задача срочно перебазироваться на аэродром Платоне, на расстояние 295 километров (судя по карте, между Кармелавой и Платоне 170 км по прямой. – М.С.). Из-за недостачи транспорта в Кармелава были оставлены: склады ГСМ – 2,5 б/заправки, [патроны] – 4 б/комплекта, бомбы – 2 б/комплекта (т.е. горючее было оставлено полностью, боеприпасы – почти полностью), осталось маскировочное имущество и стартовое… Отсутствует автотранспорт вне части, обслуживавшей эскадрилью в Каунас, использовавшийся для эвакуации семей начсостава: 2 «пятитонки», 1 автобус пассажирский, 4 «полуторки», 1 легковая М-1 и прочие спецмашины.[7]Всё имущество НЗ части, кроме вывезенного на площадку Кармелава, осталось на месте (т.е. на основной базе в Каунасе. – М.С.), как то: кухни на автошасси – 12 шт., продсклад, вещевой склад, оружейный склад, бензосклад… Имеется в настоящее время: ГСМ – авиабензин Б-78 7 тонн (примерно 20 заправок для одного «мига»), авиабензин Б-70 2,5 тонны, автогорючее 3 тонны, один боекомплект боеприпасов на 8 самолётов…»

На базовом аэродроме 15-го и 31-го авиаполков в Каунасе (там, где накануне войны оставалась одна эскадрилья 31-го ИАП и некоторые подразделения 15-го ИАП) порядка было ещё меньше. Свидетельствует Александр Ефимович Шварёв:

«… В ночь с субботы на воскресенье 22 июня я ночевал у друзей из 31 ИАП (автор воспоминаний был лётчиком 31-го ИАП, но незадолго до начала войны его перевели в новый формирующийся 236-й ИАП командиром звена. – М.С.). Слышим около 4 утра – стрельба зениток (вместо сигнала боевой тревоги. – М.С.). До этого проходил слух, что будут учения. Мы так и решили сразу, что начались учения. Но с нашего дома был виден Каунасский аэродром. Рядом с аэродромом располагался мясной комбинат. И я вдруг увидел зарево и говорю: «Братцы, это не учения, смотрите, ангар горит».

Мы быстро оделись и побежали на аэродром. Никого из начальства нет (здесь и далее подчёркнуто мной. – М.С.). Ангар горит. Мы, кто прибежал, успели выкатить оттуда самолёты. Сели в самолёты, и командир звена Волчок приказал: вылетай за мной! Мы стали вылетать парами… В середине дня пришло начальство… Мы вылетали на отражение атак противника, «на зрячую» (т.е. по цели, видимой в небе над аэродромом. – М.С.) сделали ещё 3 вылета… В этот же день оставшиеся лётчики и техники, в том числе и я, на полуторке были отправлены в Ригу…» (93)

Схожую картину событий мы находим и в мемуарах (впрочем, весьма «олитературенных») Б. В. Веселовского:

«…Дремоту нарушил сильный грохот. Я приподнялся. В большом окне занималась заря воскресного утра 22 июня 1941 года. На травянистом лётном поле, поседевшем от росы, я увидел воронки, как пунктир перекрывшие весь аэродром (действие происходит на аэродроме Каунас. – М.С.) … Огромный пожар пылал на территории 15-го полка. Неожиданно появились на небольшой высоте четыре тройки бомбардировщиков «Хейнкель-111» в сопровождении «Мессершмиттов». Как могли, мы прижались к основанию кювета. Разрывы бомб покрыли лётное поле…

От проходной и караульного помещения к небольшой роще убегали красноармейцы и несколько техников. Мы решили добираться поодиночке до уцелевших самолётов и пытаться взлететь по краю аэродрома. Основное лётное поле было всё в воронках… Я кинулся в сторону штаба полка, где на стоянке виднелся истребитель И-16. Машина оказалась цела. На счастье, мне попался красноармеец из охраны, не успевший убежать. По моему приказу он побежал за парашютом, а я кинулся к автостартёру, надеясь возле него найти водителя. Он был на месте. Всё складывалось удачно. Мы подъехали к самолёту. Запыхавшийся красноармеец принёс парашют, поясняя: «Никого не было там, пришлось ломать дверь».