— Я познакомился с женщиной, влюбленной в Хамфри Богарта, — сказал я. — А еще она жуткая лгунья.

— Господи! — захохотал он. — Будьте со-со-собой, а от женщин — женщин, которые помешаны на Богарте, — держитесь подальше. — Он с трудом договорил, и так хохотал, что, казалось, свалится с кресла.

— Надо же, как вам весело, — сказал я, думая, что такое веселье просто невыносимо.

Внезапно он стал серьезным:

— Женщинам, помешанным на Богарте, не стоит доверять. Это доказано научно.

— Как это научно? — удивился я.

— Н-ну, т-то есть я так ду-думаю, — заикаясь от выпитого, проговорил он и начал опять хохотать, забрызгав слюной полстола.

Это было уже слишком! Меня бесил его бесконечный смех. Я больше не мог этого выносить. Я допил свой стакан и собрался было выставить этого весельчака, но вдруг в дверь кто-то постучал: ровно три раза, с равными промежутками, не медленно и не быстро.

— Дверь открыта, господин Волковед! — крикнул я. — Всегда открыта!

Тот вошел. Вежливо кивнув мне и Человеку в Медвежьей Шапке в знак приветствия, он сел напротив него в кресло. Его пышные и довольно длинные каштановые волосы, подстриженные лесенкой, падали на брови. Почему-то его голова напоминала огромный артишок. Этому человеку надо бы сходить к хорошему парикмахеру, подумал я. Ему бы подстричься, чтобы лучше было видно его красивое лицо.

В руках у него была кожаная сумка, по виду довольно дорогая. Он поставил ее себе на колени и затеребил ручку, время от времени облизывая верхнюю губу. Не глядя мне в глаза, он заговорил своим ровным, звучным голосом, четко и безупречно выговаривая слова:

— Я получил письмо и книгу, которую вы отправили вчера вечером. Благодарю вас, прежде всего, благодарю. Но мне хочется по-дружески предостеречь вас. Предостеречь от скоропалительных выводов и обвинений.

Не успел он договорить эту напыщенную фразу, как Человек в Медвежьей Шапке разразился хохотом. Он так заливался, так гоготал, держась за живот, что я тоже невольно засмеялся. Господин Волковед не смутился. Аккуратно вытерев с лица слюну Человека в Медвежьей Шапке, он холодно взглянул на меня.

— Я в-в-вас слушаю, — сказал я, с трудом сдерживая смех.

— Посыльные — это, прежде всего, бизнес, — начал он. — Быть матерью посыльных в этом городе — считается не только самым престижным занятием, но и одной из самых высокооплачиваемых работ. Что касается отцов посыльных… — запнувшись, он замолчал и высморкался. — Понятия отцовства нет, есть только торговая сделка по продаже. За это платят очень большие деньги, чем мне и пришлось воспользоваться семь лет назад, по необходимости. Я не обязан сообщать вам, раскаиваюсь я или нет; но если говорить о самом институте посыльных, то — да, я против него. И сегодня, мобилизовав все свои материальные и духовные возможности, я противостою Городскому Совету, с которым я не согласен не только по этому вопросу, но и по многим его политическими решениям, которые противоречат…

Тут Человек в Меховой Шапке, все это время прикрывавший рукой рот, пытаясь сдержать смех, расхохотался так, что господин Волковед вынужден был замолчать. Ни разу не взглянув на него, он встал, пожал мне на прощание руку. Ладошки у него опять были потными. Странной торопливой походкой Волковед удалился из комнаты. Его походке не хватало той же тщательности, с которой он говорил. И еще ему обязательно нужно было подстричься.

Человека в Медвежьей Шапке мучил очередной приступ смеха. Брызгая слюной, он начал причитать:

— Это же робот! Робот, робот!

Боюсь, что господин Волковед, закрывая дверь, слышал его слова. Я сначала смутился, но потом подумал: что я могу поделать? Да он и в самом деле прав: этот торговец спермой действительно как робот.

Когда приступ смеха прошел, Человек в Медвежьей Шапке заискивающе, как собака, заглянул мне в глаза:

— Скажите, прошу вас, вы любите «Rolling Stones»?

— Да, сударь, — ответил я. — Я, как и каждый знающий человек, очень люблю «Rolling Stones». Могу предположить, что и для вас они очень важны. Я даже скажу, что вы — их страстный почитатель.

— Ну, тогда так и скажите, — сказал он, почему-то расстроившись. — Да, вы правы, я всегда слишком увлекаюсь. Вот, смотрите: строчку из моей самой любимой песни я записал себе на руку. То есть сделал та-татурировку. — Внезапно он опять повеселел, как раньше и, едва сдерживая смех, добавил:

— Ездил в другой город по делам, там и сделал.

Я не смог не подумать: «Кто согласился бы взять этого человека на работу? Что ему можно поручить?» Наверное, у него какая-нибудь фабрика, в наследство от отца. Скажем, по разведению улиток.

— Ну-ка, угадайте, — сказал он язвительно, — какую строчку я выбрал для татуировки?

— «I can get no satisfaction», надо полагать, — ответил я с самым равнодушным видом.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся он. — Вот и не угадали, не угадали! Вот что я написал на руке: «Don't play with me cause you play with fire».

— Тоже ничего, — сказал я. Мой незваный гость, был, конечно, болтлив и надоедлив, но, признаться, забавен. Все же он мне порядком надоел, да и голова у меня была занята другим, поэтому я спросил:

— А вам сегодня не надо забирать маму откуда-нибудь и куда-нибудь везти? А самому ехать куда-нибудь не надо? Я помню, как вы беспокоились в первый раз.

При этих словах он посмотрел на часы и вдруг вскочил:

— Господи! Уже семь часов! Вы такой молодец, такая умница! Нет, вы должны стать моим помощником и всегда быть рядом со мной! Вы правы, мне надо было забрать маму в шесть и отвезти к доктору! Она такая строгая! Я про-про-пропал!

Схватив плащ и шапку под мышку, он выбежал, крикнув:

— Пока!

По лестнице он спускался с таким грохотом, что мне показалось, будто от его прыжков у меня качается стол.

«Don't play with me cause you play with fire». Я улыбнулся сам себе. Какой бестолковый, взбалмошный человек, надо же! А Эсме так и не пришла. Да и не собиралась, конечно же. Я встал и взял дедушкин макинтош. Сунул руку в карман, вытащил серебряного Пегаса и посмотрел на него. Он был очень красивым, но как-то хитро смотрел на меня, отчего его морда выглядела ехидной и слегка нетрезвой. Но я не собирался придавать этому значения.

Когда Человек в Медвежьей Шапке ушел, мне расхотелось сидеть в конторе. Когда я добрался по извилистым городским улицам до дома, моим глазам предстало незабываемое зрелище: пьяный в стельку Ванг Ю. У индусов есть одни алкогольный напиток, называется «арак». Вот его-то он, душенька, и налакался. Так, что еле на ногах стоял.

— Боже мой, Ванг Ю! — воскликнул я. — Я мог себе представить, что упаду с дерева и сломаю шею, но представить тебя в таком состоянии я не мог.

— Я вспомнил нашего ворона, господин, — сказал Ванг Ю.