Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комната в старом доме была красивой и блеклой. Джек Парсонс выглянул из окна на обширную прилегающую территорию и увидел, как возле пруда болтают мужчина и женщина. Еще один мужчина залез на дерево и снимал с его ветвей картины, которые кто-то развесил там, как будто устроив причудливую выставку.
Чтобы попасть во Францию, Парсонсу пришлось менять поезда на самолеты, самолеты на корабли, просить об услугах и давать взятки. И время от времени, когда все обращалось против него, когда момент выдавался совершенно неподходящий, а бюрократические препятствия становились неумолимы, когда его настойчивые блуждания во тьме казались обреченными на провал, он отстаивал свою волю.
Как уже приходилось делать много раз в США, он пускал в ход мышцы разума. Делал то, чему его научил Алистер Кроули. Как в те моменты, когда шептал заклинания во время запуска своих ракет. Он привык тщательно, вдумчиво изучать после каждого такого действия, ответил ли мир, и если да – каким загадочным образом.
Здесь, в Европе, не было нужды в усердном разборе последствий. Здесь результаты его поступков были поразительны.
Он будет отдавать приказы вселенной. Он скажет охраннику в поезде: «Вы уже видели мой билет», чуть напряжется, и станет почти невидимкой для полицейских, и замедлит время в достаточной степени, чтобы успеть наладить необходимые связи. Он насладится неопределенностью момента, стуком колес по рельсам. Чиновники проводят его к лучшему месту в вагоне. Полиция его отпустит и повернется спиной – беги же! А поезд рывком вернется прямо туда, где находился три-четыре секунды назад.
«Твори свою волю»[23]. Магия здесь била ключом. От этого он был в приподнятом настроении, хоть и испытывал легкую тошноту. Она усиливалась, стоило ему воспользоваться силой. «Может, здесь я даже смогу читать чужие мысли», – подумал он.
Когда Джек пересек границу в нескольких милях от берега, войдя во французские воды вместе со своим кое-как смастеренным кустарным оборудованием, он почувствовал, как присутствие усиливается. Что-то во Франции шло совершенно неправильно – или наоборот.
Он, конечно, чуть подтолкнул Вариана Фрая к принятию решения о том, чтобы позволить «этому Парсонсу» посетить виллу.
– Давайте попробуем еще раз, – проговорил Джек, пока рядом никого не было, обращаясь к фон Карману, своему боссу и другу, как если бы тот был рядом.
Теодор фон Карман взял Джека на работу в Авиационную лабораторию. Фон Карман баловал и любил его, прощал то, что считал чудачествами и над чем иной раз беззлобно подтрунивал. Поначалу они говорили в основном о ракетах и математике. Потом настал черед политики. Будучи адептом О.Т.О., Ордена Восточных Тамплиеров, Джек не привык восхищаться массой человеческой, но фон Кармана подвести не мог.
Фон Карман от новостей из Европы сильно расстроился.
– Это проблема, – сказал он.
Именно фон Карман рассказал Джеку, сам не понимая, что делает, о таящихся в Праге словах, способных внести перемены в шторм, охвативший Европу. О силе, которую он мог бы призвать. Фон Карман считал, что это всего лишь фольклор. Джек, однако, знал правду благодаря своему другому учителю. Фон Карман пестовал в нем математику, строгость ракет; Кроули пестовал его дух, обучал другим законам. Один рассказал Джеку о сокрытой мощи в Праге; другой наделил интуицией, позволяющей понять, что эта мощь и впрямь существует.
А теперь Джек не мог добраться до Праги. Но в то же самое время он совершенно не случайно угодил в этот приют сюрреалистов. Они тоже хранили верность бунтарству и объективной случайности. Возможно, в их присутствии он сможет отыскать и произнести слова, чья сила трансмутации окажется близка к силе тех слов, которые он изначально стремился и планировал озвучить.
– Они хотят освободить бессознательное, – сказал ему Фрай. – Желания и все такое прочее. – Он пожал плечами и прибавил: – Лучше сами спросите.
Но Парсонс сомневался, что поступит именно так. Пояснение Фрая помогло ему понять, отчего Кохун состоит и в этой группе, и в ордене Кроули. «У них одна и та же цель».
«Я глава Ложи Агапе. – Молодой ученый, помазанный самим великим волшебником, был избран Кроули. – Я апостол свободы. Как и эти люди. Я здесь, чтобы помочь другу».
Джек Парсонс был неравнодушен к нечестивому. Он чувствовал во французской почве магию из Ада, которую кто-то призывал. Он не сомневался, что это может ему пригодиться.
И потому, проверив свои инструменты, он переоделся к ужину. Когда он вошел в столовую, все обернулись в его сторону, и он поколебался.
А потом сказал себе: «Да ладно. Ты явился сюда не просто так».
Художники, поэты, анархисты, коммунисты. Невозмутимая блондинка протянула Парсонсу руку и представилась как Жаклин Ламба. Джек кивнул со всей возможной вежливостью и последовал за ней навстречу ее мужу.
Андре Бретон. Мужчина с одутловатым лицом и волной густых кудрей. Он взглянул на молодого американца, прикрыв веки, с какой-то почти томной напряженностью. Парсонс не отвел взгляда.
– Я хотел вас спросить кое о чем, – начал он. – Про Итель Кохун.
– Je ne parle pas anglais[24]. – Бретон пожал плечами и ушел.
Джек нахмурился и взял бокал вина. Худощавый темнокожий мужчина представился:
– Вифредо. Вифредо Лам.
Ремедиос Варо, художница, брюнетка с напряженным взглядом, кивнула Джеку без особого интереса. Хладнокровная высокая Кей Сейдж едва склонила голову. Джек поздоровался со всеми и продолжил следить за Бретоном, который с ним не разговаривал. Мужчина с блестящими глазами – его фамилия была Танги – слишком громко смеялся. Сюрреалисты были одеты в потрепанные вечерние наряды.
– Джек Парсонс, – сказал Фрай, представляя его маленькому улыбающемуся джентльмену, Бенжамену Пере, который поприветствовал американца кривой ухмылкой, в то время как Мэри Джейн и Мириам наблюдали за ними. – Он застрял среди нацистов.
– Нацисты? Вы слышали про Троцкого? – спросил Пере.
– Наверное.
– Он говорит, что фашисты – человеческая пыль[25]. – Пере энергично закивал. – Он совершенно прав.
– А что бы они подумали про вас, Парсонс? – спросил кто-то.
Они сели за стол, к которому подали тяжелое овощное рагу, приправленное одной лишь солью. Парсонс глубоко вздохнул, черпая силу из окружающих земель, испятнанных колдовством.