Эти удары стали последними, которые суждено было испытать Николаю Алексеевичу в его подвижнических изысканиях по истории законотворческого процесса России первой четверти XVIII века. Он еще пытался продолжать работать, в 1947 году завершил подготовку новой, расширенной редакции третьего тома «Законодательных актов Петра I»[176]. Но силы были уже на исходе: несомненно, сказывались и последствия лишений, перенесенных в блокадные месяцы.

О резко ухудшившемся состоянии здоровья Воскресенский упоминал еще в письме Сыромятникову от 5 ноября 1946 года (в последнем из выявленных к настоящему времени): «…Хожу плохо, и рука пишет плохо»[177]. В 1948 году, 28 января, Николай Алексеевич скончался. Ему не было тогда еще и пятидесяти девяти лет.

Верная спутница жизни ученого, Зинаида Андреевна, спасла его рукописи от неминуемой утраты. В 1954 году она сумела передать весь хранившийся на дому научный архив покойного мужа в Отдел рукописей Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина[178] (где эти материалы образовали личный фонд 1003). Ничего лучшего, чтобы увековечить память Николая Воскресенского, предпринять было невозможно. Только благодаря усилиям Зинаиды Воскресенской основной массив его неопубликованных трудов благополучно сохранился до наших дней.

Последующие траектории судеб коллег Николая Воскресенского из числа историков и правоведов сложились по-разному. Принявший в 1943 году Николая Алексеевича на работу в Институт права и благосклонно допустивший его до защиты диссертации академик с незаконченным средним образованием И. П. Трайнин, попав в жернова кампании по борьбе с «космополитизмом», был в феврале 1948 года смещен с должности директора Института. Подвергшись весной 1949 года жестким нападкам со стороны парторганизации Института[179], научный сотрудник Илья Трайнин скоропостижно скончался 27 июня 1949 года на шестьдесят третьем году жизни[180].

Гонитель Николая Воскресенского А. И. Андреев также не избежал проработок в конце 1940‐х годов – правда, не в связи с «пятым пунктом», а в связи с недостаточным конформизмом, из-за излишней приверженности к традиционным исследовательским стандартам. Для начала Александра Игнатьевича подвергли суровой критике за сборник «Петр Великий» (обвинив, в частности, в «преклонении перед Западом»)[181]. На исходе 1948 года в адрес Андреева прозвучали еще более резкие высказывания. В официозной передовой статье в «Вопросах истории» было грозно констатировано, что «некритическое отношение к источнику и к зарубежной литературе привело Андреева к извращению важнейших событий из истории нашей Родины»[182].

В итоге Александр Игнатьевич оказался вынужден в 1949 году уволиться из Института истории и Историко-архивного института, покинуть Москву и вернуться в Ленинград. Несколько лет он проработал в Институте истории естествознания и техники, затем перешел в заново открытое Ленинградское отделение Института истории, три года заведовал там архивом. Ушел из жизни 12 июня 1959 года, в возрасте семидесяти двух лет, не дождавшись реабилитации по «академическому делу», которая состоялась 11 февраля 1960 года.

Не особенно благополучно сложилась и дальнейшая судьба С. А. Покровского. Для начала в марте 1953 года Серафима Александровича арестовали по явственно абсурдному обвинению в исповедании троцкистских взглядов (!) и в антисоветской агитации[183]. Поскольку сразу после смерти Сталина приоритеты карательной политики начали меняться, а органы государственной безопасности подверглись реорганизации и кадровым чисткам, Серафим Покровский отделался сравнительно легко. Пробыв в заключении до ноября 1953 года, он был освобожден по пункту «б» статьи 204 УПК РСФСР[184] (недостаточность улик для предания суду).

Однако наступившая вскоре «оттепель» принесла Серафиму Александровичу новые проблемы. Против него выступила мать Валентина Лившица, видный ученый-юрист С. Е. Копелянская. Взявшись (уже в 1954 году) добиваться реабилитации казненного сына, Софья Евсеевна начала попутно требовать привлечения С. А. Покровского к ответственности за провокаторскую деятельность. И, хотя в 1959 году Серафим Александрович успел еще занять должность заведующего сектором истории государства и права Института права и выпустить в свет (в соавторстве с директором Института П. С. Ромашкиным) 96-страничный труд «Государство в период развернутого строительства коммунизма», его положение становилось все более шатким.

Благодаря усилиям С. Е. Копелянской в 1960 году Серафим Покровский был повторно исключен из партии и смещен с должности заведующего сектором Института права. В 1961 году его понизили в должности до младшего научного сотрудника, а в 1963-м – уволили из Института. Безуспешными оказались и попытки Серафима Александровича добиться устранения фрагмента о своей провокаторской деятельности из определения Военной коллегии Верховного суда СССР 1959 года о реабилитации В. Я. Лившица. Дату смерти Серафима Покровского установить к настоящему времени не удалось.

Несравненно более спокойными послевоенные годы оказались для старейшего члена Ученого совета Института права состава 1944 года, С. М. Потапова. Бывший царский судебный следователь и статский советник, он был награжден орденом «Знак Почета», медалями «За оборону Москвы» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Как и прежде, руководил своим детищем – криминалистической лабораторией (переданной в 1951 году из Института права во ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР). В 1949 году, 2 апреля, ВАК СССР утвердила Сергея Потапова в ученой степени доктора юридических наук (без защиты диссертации)[185]. Вырастил троих сыновей, дочь, пятерых внуков. Скончался 10 ноября 1957 года, в возрасте восьмидесяти четырех лет. Редкостно благополучная судьба для исследователя-гуманитария «старой школы» в ту исполненную потрясениями эпоху.