Алекс подсадил ее рывком, просто перебросил через ограждение, и она, едва успев вдохнуть полную грудь воздуха, ухнула в обжигающий холод реки. Беспорядочно дрыгая руками и ногами, в ужасе гудя пузырями, словно заправское джакузи, она устремилась к свету из темнеющей глубины. Легкие сдавило, и они начали гореть. Дина задыхалась, а густая и вязкая вода подавалась неохотно, не желая отпускать свою добычу.

Дина приоткрывает рот, пытаясь вдохнуть, но ничего не выходит. Вытаращив заслезившиеся глаза, она задыхается в судороге мучительного спазма, сжавшего горло, чувствует себя висящей в петле. Люська с независимым видом стоит поодаль, на лице – гримаска нетерпения. Дина поворачивается к ней спиной. Видеть подругу – бывшую подругу – больно.

– Эй, ну ты чего? Дин? – Игорь приятельски обнимает ее за плечи, легонько встряхивает. – Не расстраивайся, ты навсегда-навсегда будешь мой дружочек.

С какой легкостью у него получается причинять ей такую боль! Лучше бы ударил. Глаза его врут. Губы – врут, брезгливо дернувшись. Даже руки – когда-то такие ласковые – каменно врут, жестко стискивая плечо.

«Столько времени прошло. Ты же умная девочка. Дело не в твоей… э-э… травме, ну что ты! Просто у нас случилась любовь, понимаешь?» Как же он посмел? Зачем было устраивать эту демонстрацию? А Люська? Она-то как могла? Все эти месяцы лгать ей в лицо?

Все еще пытаясь сделать вдох, Дина снова видит себя на больничной кровати в тот день, когда ей сняли швы. Видит его глаза, когда он впервые взглянул в ее искалеченное лицо. В них нет ужаса, нет отвращения. Нет презрения. В них – безразличие. Неважно, как она выглядит, – он уже тогда все для себя решил. В них кивок самому себе: «Ты был прав, парень». Она ревела белугой, конечно, после его ухода, но понять смогла. Для этого стоило всего лишь посмотреть в зеркало. И все же надежда не отступала: она поправится и все станет как прежде. Обмануть себя оказалось совсем несложно…

Что-то происходит за ее спиной. Игорь напрягается, рука сползает с Дининого плеча и ныряет в карман куртки. Он отстраняется.

– Ну, я пошел? – Игорь делает торопливый шаг в сторону ворот. – Созвонимся как-нибудь.

Дина оглядывается, и что-то лопается у нее внутри, там, где сердце. Она со всхлипом втягивает воздух, провожая глазами Люську, рыбкой поднырнувшую Игорю под руку, прижавшуюся – нескромно и совсем нецеломудренно – к его сильному стройному телу. Они, смеясь, перебегают дорогу и ныряют в машину. Дина хватает воздух ртом, опираясь спиной о жесткие прутья забора, распятая на них, словно беспомощная бабочка.

Она вынырнула и ушла под воду снова, едва успев сделать вдох. Снова вынырнула, сумела разглядеть берег и тяжело поплыла туда, куда просил Алекс. Мешала одежда, мешали ботинки, исчез сам смысл куда-то стремиться, но на плаву ее держал страх. Достаточно было представить себя ползущей по замусоренному дну реки в ожидании, пока за ней явится Тьма, как руки и ноги получали дополнительный импульс. Дина даже холода больше не ощущала. Механически загребая тяжелую воду, она силилась понять: зачем? зачем все эти мучения? Предательство, казалось, легло на плечи дополнительным грузом, стиснуло грудь, мешая дышать.

Силы закончились. Дина сделала несколько слабых гребков в сторону травяного склона на берегу, но он нисколько не приближался. Руки повиноваться не желали, как, впрочем, и ноги. Вес мокрой одежды утягивал вниз, дыхание совсем сбилось, вода лезла в рот. «Вот и все», – вяло подумала она, прекращая бороться, и тут же ушла под воду с головой. Резкий рывок за волосы выдернул ее на поверхность, и она закашлялась, барахтаясь на спине, захлебываясь противной железистой жижей, от которой вдруг заломило зубы.

Рядом пыхтел и отплевывался Алекс. Он тащил ее к берегу, как сердитый буксир, изредка попадая ногами по пояснице и спине.

– Держись за парапет, – прохрипел он, и Дина перевернулась в воде, цепляясь за невысокий гранитный порожек набережной.

Алекс, сипя, выбрался из воды и вытянул Дину на крутой склон высокого газона. Цепляясь за пожухшую траву скрюченными пальцами, она на карачках поползла вверх по склону, прочь от реки. Зубы лязгали, как створки старого лифта в доме у бабушки, от дрожи сводило мышцы шеи, плеч, живота, и они реагировали острой болью. С толстовки и волос ручьями текла вода, но она упрямо карабкалась наверх, выдирая траву из сырой земли, протыкая дерн и полужидкую грязь бесчувственными пальцами, и, только выбравшись на ровную поверхность, повалилась, вытянув ноги, совершенно обессиленная. Алекс плюхнулся рядом, сдирая с себя мокрый жилет, который так и не снял перед прыжком в реку.

Дина с трудом приподнялась и села, упираясь ладонями в холодную землю. Ее трясло от холода, но еще больше – от ледяной пустоты, сковавшей душу. Нет, этого у них не было. Как ни настаивал Игорь, Дина не сдалась, за что Люська ругала ее последними словами. И ведь хотелось, отчаянно хотелось покориться, заглянуть в неизведанное до сих пор, совсем взрослое и настоящее, но в последний момент что-то восставало внутри и Дина, краснея от злости на собственную трусость, отступала. Только какое это имело значение? Ведь сердцем она принадлежала Игорю все равно…

Вяло удивившись тому, что способна сейчас об этом размышлять, она равнодушно прошептала:

– Я д-думала, что ты не прыгнул.

С трудом повернула голову и посмотрела в сторону моста. Он был далеко. Даже не верилось, что она смогла столько проплыть в ледяной воде.

– И куда я, по-твоему, делся? – Алекс неумело выжал свою жилетку и теперь выливал воду из кроссовок. – Вставай, надо переодеться. В таком виде ты далеко не уйдешь.

Холод поселился у Дины внутри, пронизывая тело жгучими иглами льда. Вставай? Она и пошевелиться-то могла лишь с большим трудом. Хотелось скрючиться и замереть – а может, умереть? – на этой скользкой траве, но Алекс не позволил. Подхватил под мышки и поставил на ноги, подталкивая в сторону недалекого здания.

– Держись, Дина. Тут рядом. Держись!

Последние двадцать метров он практически нес ее на себе. Ноги превратились в деревянные чурки, негодные для ходьбы. Замерз, кажется, даже мозг – Дина ни о чем не думала. Глаза закрывались и открывались медленно, зрение мутилось. Как он оставил ее сидеть на кожаном диване в просторном вестибюле у широченного окна, она уже не помнила. Осознание происходящего вернулось вместе с болью: закутанная в одеяло, она полулежала на диване, а Алекс чем-то вонючим растирал ее голые ноги. Под одеялом одежды тоже не было.

Дина сгребла распахнувшееся от рывка одеяло и почувствовала, как кровь прилила к лицу. Или это горели замерзшие щеки?

– Ты чего? – выдавила она, уставившись на русую макушку Алекса.

– Оттаяла?

Головы тот не поднял, но Дина заметила, как краснеют его мерцающие уши. Сам он оставался все в тех же мокрых джинсах.

– Да. Все. Хватит. Больно!

Она не знала, как себя вести. Оказывается, Алекс раздел ее донага, – правда, он пытался помочь. На диване рядом лежала кучка одежды. Мокрые вещи были раскиданы по мраморному полу.