– Ладно. – Алекс встал во весь рост. – Тогда одевайся, мы потеряли много времени.

Как сказать ему, что спешить уже некуда? Что во всем этом нет больше никакого смысла? Жизнь казалась сейчас цепочкой сплошных провалов, да и сама Дина была вовсе не той, кто заслуживал возвращения. Не в силах удержать в себе ядовитую горечь, подкатившую к горлу привкусом грязной речной воды, Дина расплакалась. Холодные слезы побежали по пылающим щекам. Она рыдала горько, как в детстве. Ей было все равно, как быстро катится к закату солнце этого безумного мира.

– Какой смысл? – выдавила она между протяжными всхлипами, уставившись на Алекса сквозь слезы. – Я не понимаю, какой в этом смысл? Мне было страшно, когда я здесь проснулась, но теперь мне еще страшнее! Утром я не знала, кто я такая, а сейчас – я не хочу больше этого знать! Может быть, я заслужила, чтобы оно утащило меня туда, куда собирается? Все! Я больше никуда не пойду! Ничего не хочу! Хватит!

Гулкое эхо плясало в огромном вестибюле, отражая Динин крик от полированного мрамора стен. В горле застряло нечто гадкое, словно ее долго рвало. Она подтянула ноги, пряча их под одеяло. Ошарашенный Алекс застыл с вещами в руках, явно не зная, как ему поступить, но Дине сейчас было все равно. Она думала о холодных прутьях школьной ограды, до боли впивавшихся в спину. Как можно было быть такой дурой? Как можно было надеяться, будто Игорь вернется? Почему она не замечала, каковы на самом деле ее друзья, ведь Люська никогда и не скрывала своей сути? Не потому ли, что Дина сама их заслуживала, вот таких?

Она протяжно всхлипнула в последний раз. Слезы кончились. Истерика прошла. Идти или оставаться, но не голой же? Она потянулась за вещами. Алекс молча повернулся спиной и принялся стаскивать с себя мокрый свитер.

– Скажи, – тихо спросила Дина, с трудом натянув на влажные ноги чьи-то серые спортивные штаны почти по размеру, – если бы девушка, которую ты любишь…

Алекс замер. Дина смотрела, как напряглась его спина, вовсе не тощая, как ей показалось сначала, но лишенная загара, белая. Он успел сменить джинсы на чужие, и они висели на нем мешком, зато были сухими.

– Если бы она заболела, – продолжила Дина, – и болезнь изуродовала ее лицо. Сильно, так, что понадобится много операций, чтобы восстановиться, но прежней она никогда не станет… Ты бы ее бросил?

– Нет, Дина. – Алекс повернулся. – Я бы тебя не бросил.

Дина поджала губы. Глупо было спрашивать. Он слишком правильный, чтобы ответить по-другому.

– Угу, – промычала она, завязывая шнурки на чужих белых кроссовках, подозрительно новых, словно их и не надевали вовсе. – Ты просто понятия не имеешь, как ужасно это выглядело.

Алекс бросил мокрую одежду на подлокотник дивана и протянул ей руку, приглашая встать. Дина поднялась, непонимающе глянув в его непроницаемое, затвердевшее лицо. Он потянул ее дальше в холл, шлепая по полу босыми ногами. За здоровенным фикусом пряталось зеркало в тяжелой металлической раме. Дина подняла взгляд и остолбенела.

– Все эти шрамы ничего не значат, Дин, – доносился до нее голос Алекса, как сквозь вату. – Конечно, без них ты была бы намного красивее. И будешь, когда выберешься отсюда. Но не лицо делает тебя такой, какая ты есть, – сильной, храброй и честной.

Из зеркала на Дину смотрела… Дина. Дина, разбившая другое зеркало, униженная парнем, которого любила, осмеянная одноклассниками и преданная подругами. Дина, которая до сих пор не знала, как же это с ней произошло?

Она резко отвернулась и наткнулась прямо на Алекса, который стоял у нее за спиной. Ужасаясь прозрению – выходит, он видел ее такой с самого начала или она изменялась вместе с полученными воспоминаниями? – посмотрела ему прямо в глаза. Серые, сильно потемневшие глаза. Потянулась вперед и вверх и коснулась горящими губами его губ. Легко, благодарно, без тени страсти. Алекс вздрогнул, словно поцелуй его обжег.

– Пошли отсюда. Мне нужно попасть в конюшню.

Она отступила назад, не решаясь больше заглянуть ему в лицо, и сгребла с дивана чужой, нелепо-помпезный пуховик цвета старинного золота.

Каменный остров, прячущий старинные особняки за высокими заборами нуворишей, был мрачен и тих. Дорога виляла вдоль канала, и только негромкие звуки шагов пытались разорвать угрюмое молчание пустого мира. На Дину морозцем по коже накатила жуть недоброго предчувствия. Доберется ли она до последнего луча быстро опускающегося к горизонту солнца, было неизвестно, а вот в конюшню попасть просто необходимо. Она остро ощущала, что именно там хранится последний кусочек пазла, которого ей отчаянно не хватало, для того чтобы понять все до конца.

– А куда ты пойдешь потом, ну… – Она замялась, голос увязал в тишине. – Потом?

– В «Асторию», которая «Англетер», – немедленно отозвался Алекс, словно только и ждал ее вопроса. – Я там живу.

– Неплохо устроился!

Дина удивленно покосилась на Алекса. Ей не казалось, что он так уж тянется к роскоши.

– Да нет, – помотал он головой, – ты не поняла. Там есть бар, «Ротонда», а в нем – прекрасный рояль. Помнишь, как звучал инструмент в школе?

Дина нахмурилась. Визит в школу был, кажется, сто лет тому назад. Она помнила, что играл Алекс, но совершенно не помнила – как. Вообще-то было немного не до того…

– Здесь все звуки неправильные – глухие, грязные, дребезжащие. Этот рояль звучит чище всех, вот я и играю на нем каждую ночь, чтобы отвлечься от того, как меняется в темноте город, когда уходят люди.

– А ты успеешь добраться? – встревожилась Дина, представив, как он бредет в сплошном мраке один.

– Постараюсь. Брось, со мной ничего не случится. Сейчас главное, чтобы ты успела.

Дина кивнула и постаралась ускорить шаг, но ноги гудели и отказывались слушаться. «Давай, кулёма!» – отругала она себя бабушкиными словами, и это неожиданно помогло.

Солнечный диск увеличился в размере, словно распух, опускаясь к горизонту, но все еще оставался немного выше деревьев в парке. Он наливался огнем, дробился на сотни отражений маленьких солнц в сплошных стеклах новомодных домов Крестовского острова.

– Надо спешить, – подгонял Дину Алекс.

Впереди, за оградой парка, среди деревьев быстро мелькали невнятные тени. Убедить себя, что это просто люди, спешащие к закату так же, как и они с Алексом, у нее не получалось. Люди не могли издавать далекого злобного шипения. Она и сама понимала, что спешить надо, и была бы рада перейти на бег, но сил почти не осталось. Ноги стали тяжелыми и горячо пульсировали тупой болью, ныли поясница и спина.

– У метро повернем налево, и там совсем уже рядом, – задыхаясь от быстрой ходьбы, выпалила она Алексу.