— Батюшка, Владимир Красное Солнышко, не до Ставра теперь, не до его жены; жена-то его уехала в Золотую Орду, а приехал оттуда грозный посол, Василий Микулич, требовать от тебя даней-выходов, свататься на Забаве Путятичне.

Захлопотали князь с княгинею, приготовились встретить гостя с почестью.

Оставила Василиса своих молодцев в поле, въехала на широкий двор княжеский, воткнула своё мурзамецкое копьё тупым концом в землю, привязала за золочёную маковку шёлковый повод коня и вошла в гридню, отвесила поклон князю с княгинею, поклонилась невесте в особину.

Владимир принял посла ласково, садил его за столы дубовые. Не садится посол, заводит такую речь:

— Славный князь, Владимир Красное Солнышко! Недосуг мне, послу, рассиживать, недосуг мне прохлаждаться; я приехал к тебе за данями, а ещё за своим делом, не малым, не шуточным; отдай мне племянницу твою, Забаву Путятичну в замужество.

— Я не прочь выдать за тебя племянницу, только надо мне спросить её согласия, — отвечал князь и повёл Забаву в её светлицу.

— Что, Забава, родная моя племянница, люб ли тебе посол из Золотой Орды, хочешь ли за него замуж?

Бросилась девица князю в ноги.

— Дядюшка родимый, ласковый! Не губи ты меня, не отдай на смех; разве не видите вы все, что посол-то женщина?.. И походка у него частая, и поговорка у него с провизгом, скорая, да и на руках-то видны следы от колец…

Призадумался князь.

— Ну, — говорит, — я повыпытаю посла, узнаю, и впрямь не женщина ли?

Вошёл князь в гридню.

— Добрый молодец, — говорит, — ты, я думаю, с дороги умаялся? У меня истоплена баня, не хочешь ли со мною помыться, попариться?..

— Отчего с дороги не помыться, — отвечал Василий Микулич.

Собирается князь, снаряжается, идут перед ним постельничьи, а за ним раздевальничьи, а там слуги с помощниками несут цветное платье княжеское; а Василиса между тем живо сбегала в баню, одной рукой умывалась, а другой одевалась, идёт навстречу князю, баню похваливает, поклон отвешивает.

— Что же ты, Василий Микулич, больно скоро вымылся? — спрашивает князь.

— Да ведь твоё дело княжеское, тебе торопиться некуда, а моё дело посольское, дорожное, мне недосуг прохлаждаться. Что же, князь, отдашь ли ты за меня Забаву?

Опять князь пошёл к племяннице в светлицу, опять Забава ему говорит, что посол-то женщина.

— Хорошо, — говорит Владимир, — когда так, то уж теперь я испытаю посла поиначе.

Пришёл он к послу, говорит:

— Добрый молодец, Василий Микулич, ты не хочешь ли с моими молодцами побороться, потешиться?

— Отчего, — говорит, — не позабавиться: я смолоду с мальчишками по улицам побегивал, малые шуточки пошучивал…

Вышли они на широкий двор, а там уже посла семь борцов, удалых молодцов, дожидаются.

Как стал Васильюшко похаживать, как стал тех борцов поколачивать: кого хватит за руку, тому плечо вывихнет, кого дёрнет за ногу, тому ногу выломит, а кому по ребру попадёт, из того и дух вон.

Смотрит Владимир, дивуется.

— Такого, — говорит, — богатыря у нас давно не видывали.

Пошёл к Забаве.

— Ну что, Забава, видишь теперь, что это не женщина, а сильный могучий богатырь?

А Забава всё своё твердит: женщина да женщина, и руки-то белые, нежные, и пальцы-то тонкие, и ступает-то по-женски, и садится-то не по-мужски.

Рассердился князь.

— Вот уж правда, что у женщины волос долог, да ум короток! Покажу я тебе, что это не женщина! Пусть-ка он с моими стрельцами потягается…

— Не хочешь ли, — говорит, — Василий Микулич, ещё и со стрельцами потешиться, позабавиться?

— Отчего, князь, не позабавиться? Смолоду я с мальчишками по улице побегивал, из лука постреливал…

Пошли они в поле чистое, где рос старый кряковистый дуб. Вышли двенадцать сильных богатырей, стали по дубу постреливать, от их стрелок стал дуб пошатываться. Посол и говорит князю:

— Вели-ка, князь, принести мой лучишко дорожный, с которым я езжу по чисту полю.

Бросились молодцы за луком: под один рог ухватили пятеро, под другой рог пятеро, а колчан едва тридцать человек притащили. Взял Васильюшко свой лук одной рукой, левою, говорит князю:

— Уж потешу я тебя, князь ласковый!

Наложил посол стрелку калёную, булатную, натянул тетиву шелковую, как полетела стрела в дуб, как грянула — так и распался весь дуб на мелкие щепочки, а от свисту стрелы богатырской и Владимир, и витязи наземь попадали.

Думает Владимир: «Дай-ка ещё сам повыпытаю посла!»

Стал с ним играть в шахматы с золотыми тавлеями: первую игру посол выиграл и вторую игру выиграл, а третью дал князю шах да и мат, и игру кончили.

— Давай, — говорит, — князь, и Забаву Путятичну, и дани-выходы за двенадцать лет, за каждый год по три тысячи.

Опечалился князь, призадумался, не знает, как посла умилостивить. Уж не спрашивает Забавы, готовит пир свадебный. Началось столованье, нашли скоморохи, стали петь, плясать, гостей потешать; а жених молодой сидит нерадостен, думает думу крепкую.

Стал его Владимир расспрашивать:

— Что ты, молодец, не весел сидишь? Аль не нравятся мои скоморохи, гуселыщики?

Отвечает посол:

— Слышал я, князь, от своего батюшки, что есть у тебя искусный гусляр, Ставр Годинович, — вот бы я кого послушал, стосковалось что-то мне на чужой сторонке…

«Как тут быть? — думает князь. — Не привесть Ставра, отказать послу, разгневить его, а показать ему Ставра, возьмёт его себе, по тех пор его и видели…»

Делать, однако, нечего: послал он слуг за Ставром, сняли с него тяжёлые цепи, вывели из погребов, дали гусли и привели на пир.

Как увидала Василиса мужа любимого, вскочила из-за стола, взяла его за руки, посадила за стол против себя.

Стал Ставр играть: сыграл напевы цареградские, хитрые, искусные, завёл плясовую, что перенял от гостей заезжих, наигрывал и величанье про князя с княгинею, спел духовный, еврейский стих, тихий, жалостный.

Вскочил посол из-за стола:

— Слышишь ли, ласковый Владимир князь, не надо мне ни даней, ни выходов, ни Забавы Путятичны, только дай ты мне твоего гусляра искусного, Ставра Годиновича!

Обрадовался князь, отдал Ставра, а она говорит:

— Дай, сведу я его к моим витязям, в шатёр.

Уехала Василиса со Ставром в шатёр, да и говорит ему дорогой:

— Здравствуй, Ставр Годинович, разве ты меня не признал, мы с тобою вместе грамоте учились?

Посмотрел Ставр на татарина.

— Никогда, — говорит, — я с тобой не учился…

А Василиса знай посмеивается, вошла в шатёр, оделась в своё женское платье и вышла к Ставру.

— Ну, — говорит, — и теперь не признаёшь меня?

Обрадовался Ставр, брал её за руки, говорил ей:

— Ты сударушка моя, любимая жена! Поедем-ка мы поскорее в Литву, домой?

— Нет, Ставр, не пристало нам с тобою уезжать.