Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Филин, а что там впереди, фары что ли? — узрел я сквозь сонные глаза несколько огней желтого и красного цвета.
— Опа, реально фары. Далековато от нас, но это колонна, сто процентов, — утвердительно произнес ротный.
Он достал бинокль и начал вслух считать фары красного цвет. Это, действительно, шла колонна техники, которую мы изредка даже слышали.
Пока Филин смотрел в бинокль, я достал компас, измерил азимут, перенес все это на карту, лежащую у нас на импровизированном столе, и начал смотреть, проходит ли дорога по этому азимуту. В нескольких километрах от нас проходила дорога, которая шла с востока на запад и забирала немного севернее. Именно по этой дороге двигалась колонна техники, которую мы видели невооруженным взглядом.
— Филин, давай в Центр передадим, пусть туда градом долбанут.
— Больше двадцати единиц я насчитал в бинокль.
— произнес ротный, как, будто не слыша моего вопроса, и тут же спросил:
— А координаты ты уже определил?
— Обижаешь, Филин. Давай по улитке укажем, колонна все равно движется.
— Хорошо, давай попробуем, — сказал воодушевленно ротный, слегка улыбнувшись, и начал выходить на Центр.
Пока Филин выходил на Центр, я взял бинокль и стал рассматривать колонну. Саму технику, конечно же, видно не было, но вот красный свет задних фар видно было очень отчетливо, он то появлялся, то пропадал, скрываясь за рельефом и изгибом дороги. Я точно помню время, когда ротный вышел на связь с Центром, это было семь часов десять минут. Дальше, мой дорогой читатель, ты поймешь, почему я акцентировал на этом внимание. Итак, в семь часов десять минут ротный вышел на связь, передал квадрат по улитке, а дальше началось самое интересное. Я был уверен, что на другом конце эфира сейчас с радостью примут эту новость и начнут уничтожать колонну противника, а в ответ я услышал вот это:
— Сколько видите единиц техники?
— Больше двадцати, — ответил спокойно ротный, не подозревая, что начался получасовой дебильный опрос.
— В какую сторону едет техника? — вопросы с каждым разом обрастали тупизной и каким-то похуизмом.
Ротный терпеливо и рассудительно отвечал на все вопросы, которые не имели никакого отношения к наведению артиллерии, но вскоре и он не выдержал. Я не выдержал уже после пятого вопроса, когда техника уже давно уехала с квадрата, который мы передали. Мое воодушевление перетекло сначала в удивление, а потом уже в злость.
— Примерное количество личного состава? — переспросил с диким удивлением ротный.
— Бля, они там совсем что ли ебнулись? — с гневом спрашивал я непонятно у кого? — За пять километров они спрашивают количество людей? У них там тарифы что ли какие-то, типа, если меньше тридцати человек, мы стрелять не будем??? Это просто пиздос, — моему возмущению не было предела.
Я пошел зажигать горелку, чтобы утопить свою злость в кружке кофе.
— Филин, они походу над нами издеваются. Ну что за вопросы??? Зачем нам их задают?
— Наверное, чтобы колонна благополучно уехала из этого квадрата, как ты думаешь?
— Возможно. Да, на войне правды не найдешь. Все это странно. После этого всего и докладывать в Центр неохота, а то потом будешь обтекать у гарнитуры полчаса, отвечая на неадекватные вопросы. Забей болт, Филин, иди кофе пить.
Я уже не помню весь список вопросов, но я точно помню, что он был большой и наш гнев плавно перешел в смех, когда у нас спросили скорость передвижения колонны и предположительно марку техники. И это после того, когда мы передали, что отчетливо видим только свет фар. Изначально видели и желтый цвет, а через какое-то время только красные огни, что означало, что колонна ехала к нам уже жопой и с каждой минутой уходила все дальше.
Филин подошел ко мне, взял свою кружку с горячим кофе и просто посмотрел в ту сторону, где еще полчаса назад была техника.
— Наблюдай, Филин, пристрелочный, — послышалось из гарнитуры.
Ротный немного подождал, потом поднес гарнитуру ко рту и произнес:
— Техника уже уехала.
Я взглянул на часы. Семь часов сорок семь минут. А доклад от ротного был в семь часов десять минут. То есть первый выстрел произвели через тридцать семь минут по движущейся колонне. Причем на связи с ротным был не наш Центр, а кто-то другой, на кого нас перенаправили. Я увидел в глазах ротного уныние и тоску. То ли это от усталости, то ли от этого дебилизма, который происходил вокруг. Мы молча допили кофе, каждый думая о своем. Я опять облокотился на стену, приняв полусидячую позу, накинул на себя спальник и отрубился. Но сон, как всегда, был недолгим или, как говорят в армии, был обозначен флажками. Меня разбудил сонный ротный, который сам, видимо, проснулся минутой ранее и сказал:
— Собирай группу, выезжаем на базу.
Вот так прошли сутки, а точнее даже половина суток. Очередная задача, без супергероев, без метких выстрелов и четкой тактики. Одна черновая невидимая работа, о которой мало кто говорит и мало, кто знает. И таких задач в этой командировке будет много, которые все надо будет выполнять, несмотря на весь абсурд, который сочится со всех сторон. Ведь кому война, а кому мать родная.
Романтаика, хули.
Глава 4
МИШЕНИ СТРЕЛЯТЬ НЕ МОГУТ
Мы только вернулись с задачи. Бойцы обложили печку своими мокрыми ботинками, обвешали всю комнату сырыми грязно-белыми маскхалатами и легли отдыхать. В нашем помещении стал господствовать запах потных вещей и немытых тел. Обычно к этому привыкаешь минут десять, потом запах просто не замечаешь. Этот раз не стал исключением. Кто-то пошел курить на улицу, кто-то грел себе кипяток на печке, кто-то уже крепко спал, как и мой замок, который, как обычно, беспощадно храпел приличными децибелами.
Я общался с ротным, объясняя, почему попали под обстрел несколько раз, где могли спалиться и как из этой ситуации выходили. Также сказал, что с ПТУРами[38] на плечах ходить очень тяжело, и группа становится слишком уязвимой. Рассуждать об этом можно после задачи бесконечно, а на самой задаче ты думаешь немного о другом. Ротный согласился, но дал понять, что это распоряжения сверху, а там никто особо не хочет вникать, что каждая ракета весит больше двадцати килограммов, а в группу их дают по две-четыре штуки, плюс салазки[39] к ним.
— Вы же спецназ! — сказал ротный, улыбнувшись во все тридцать два зуба.
— А вы? — риторическим вопросом ответил я ему. На этом и попрощались.
По пути я заглянул