Сообщается, что, делая это, гот помнил о судьбе Армата (Зенон сделал его военачальником пожизненно в 476 г. и быстро убил). Это понятно, но главный имперский полководец вполне мог думать еще и о Василиске или Иллусе. Когда дело доходило до разделения власти или раздачи обещаний, Зенону нельзя было доверять: не больше, чем Теодориху, с точки зрения Зенона, разумеется. К 487 г. наступила развязка. Консул пошел на Константинополь, причинив значительный ущерб некоторым богатым пригородам за его стенами, но, что более важно, отрезав часть системы водоснабжения. Со времени своего пребывания в городе этот гот точно знал, насколько зависят полмиллиона его жителей от притока собранной с гор Фракии дождевой воды. Но Теодорих на самом деле не собирался брать город. И по-видимому, в отличие от Страбона шестью годами ранее, он не имел в виду свою кандидатуру на трон империи. Его целью было «дожать» Зенона до окончательного решения многих болезненных для власти вопросов. Однако это было непросто. Зенон потратил последние десять лет на борьбу с влиянием слишком могущественных подданных, а Теодорих был одним из них, особенно после того, как включил в число своих сторонников большую часть фракийских готов.

У нас нет не только подробного рассказа о переговорах, происходивших за пределами города, но и даже сведений о том, как долго они продолжались. Однако в конечном счете (или, быть может, быстро) обе стороны признали невозможность реального сосуществования и договорились, что уход готов в Италию будет идеальным решением всех проблем. Позднее в источниках, авторами которых стали представители придворных кругов Теодориха в Италии, будет подчеркнута его инициатива в принятии этого решения, невзирая на Зенона. Это не значит, что эти авторы непременно ошибаются, даже если в константинопольских источниках изложена противоположная точка зрения. Мысли Теодориха обратились к Италии еще в 479 г. на встрече в окрестностях Эпидамна, после которой эта идея, очевидно, засела у него в подсознании. Так или иначе, вскоре обе стороны приняли ее, и через год (что опять подчеркивает, какие кошмары материально-технического обеспечения повлек за собой такой переезд), осенью 488 г., обоз готов загромыхал колесами повозок на северо-запад вон с Восточных Балкан Римской империи. Взгляд готов, несомненно, обращен к предмету их вожделений – новым богатым землям Италии[43].

Другие думали иначе. Пришлось провести одно большое сражение с гепидами и ряд стычек с сарматами, прежде чем готы добрались хотя бы до границ Италии, а та, разумеется, не ждала их с распростертыми объятиями. С 476 г. ею правил Одоакр, и он не собирался уходить в отставку, даже если предположить, что Теодорих позволил бы ему сделать это. Вероятно, за попытками гепидов и сарматов подорвать энтузиазм и силы Теодориха в пути и стояли деньги Одоакра. Но Теодорих мечом проложил себе дорогу среди этих препятствий, возглавив переправу через реку, которая сейчас называется Вука (недалеко от места ужасной резни 1991 г.), чтобы провести свои обозы в Италию по долине реки Випавы – главному пути через Юлианские Альпы, связывающему Фриулианскую равнину с нынешней Центральной Словенией. В Изонцо его поджидала армия Одоакра, но она была отброшена назад в Италию после крупного поражения 28 августа 489 г. Теодорих снова побил его войска 30 сентября вблизи города Вероны. Одоакр бежал в Равенну, которая стала сначала столицей империи, а затем – послеримского пространства в V в., потому что болота делали этот город неприступным, а его порт – неуязвимым для осад.

На самом деле в ходе развития событий произошло несколько неожиданных поворотов. Один из полководцев Одоакра (по имени Туфа) быстро переметнулся на сторону Теодориха, но затем снова вернулся к своим еще до конца 489 г. Точно так же армию ругов, которая присоединилась к Теодориху после уничтожения их австрийского королевства Одоакром в 487 г., тем не менее привлекли обещания последнего (временно), и они тоже перешли на его сторону. Поэтому зимой 489/90 г. предводитель готов сам был вынужден засесть в укрепленном городе Павии. Но 11 августа 490 г. Теодорих выиграл третье крупное сражение в том месте, где дорога из Лоди в Кремону пересекает реку Адду, и в последующие два года затянул петлю на шее Одоакра. Войско Туфы было уничтожено, руги вернулись к Теодориху, и тот в августе 492 г. начал морскую блокаду Равенны из близлежащего Римини. Блокада продолжалась до тех пор, пока 25 февраля 493 г. не начались наконец переговоры. 5 марта Теодорих вступил в город, согласившись разделить власть. Но этот гот не зря провел большую часть своей жизни в Константинополе и его окрестностях. Десять дней спустя на пиру Теодорих сам ринулся вперед к Одоакру и «ударил его мечом по ключице… Смертельный удар разрубил тело Одоакра до бедра, и говорят, что Теодорих воскликнул: „В теле этого бедняги явно не было ни одной косточки”».

В тот же день главные сторонники Одоакра и их семьи были собраны в одном месте и перебиты. Игральные кости, брошенные двадцать лет назад, наконец принесли желаемое[44]. Было пройдено много тысяч километров, проведена масса мелких и несколько крупных сражений – и земля Италии оказалась под властью Теодориха: и все это в результате объединения готов, которого он добился своим маневрированием. Но Теодорих научился в Константинополе гораздо большему, чем тому, как с нечестными намерениями заключать договоры. Имея в своем распоряжении ресурсы Италии, ее новый король, которому не было еще и сорока, приступил к исполнению еще более грандиозных честолюбивых планов. Началось осуществление первой попытки восстановления Западной Римской империи.

Полученная нами картина правления Теодориха в Италии является почти полным контрастом дерзкому, чрезвычайно расчетливому игроку, способному раскроить соперника надвое за стаканом бренди и сигарами. Вскоре после смерти Теодориха Кассиодор – один из главных вельмож последних лет его жизни – нарисовал такой портрет:

«Когда он откладывал в сторону заботы о государстве, он стремился узнать в беседах с вами мнения мудрых людей древних времен, чтобы своими собственными деяниями сравняться с ними. Направлениями движения звезд, морскими течениями, чудесами бьющих источников интересовался этот самый проницательный собеседник, так что благодаря своим настойчивым исследованиям природы вещей он казался философом, носившим пурпурную мантию»[45].

Теперь не столько жестокий военачальник, сколько мудрый искатель самых глубоких истин природы – вот образ, подкрепленный многими оставшимися письмами из собрания сочинений, в которое входит это письмо. Они имеют своей целью показать его правление в действии. В этих письмах, написанных безупречным и слегка цветистым латинским языком позднеримского периода, мы видим, что правитель занят искоренением коррупции, превосходно вершит правосудие, строит стены и акведуки и даже оказывает поддержку образовательным столпам классической культуры, часто при этом читая небольшие классические проповеди. Та же самая приверженность мудрости видна и в иностранных делах. Здесь он организовал ряд известных брачных союзов со всеми главными государствами в границах его сферы влияния (главными королевствами вестготов, бургундов, вандалов и франков, а также несколькими менее значительными королевствами – карта 3, с. 82), а затем предпринял попытку сохранить мир, когда между вестготами и франками случился конфликт в середине первого десятилетия VI в.