— Пошли, — вдруг понижает голос до шепота. — Я с радостью схожу. Особенно в твою сладкую задницу. Невинную. Никем не тронутую. До одури соблазнительную.

— Нет, — стараюсь прозвучать максимально твердо, хотя это мне дается с огромным трудом, ведь его угрожающие действия странным образом заводят меня, распаляют, воздействуют на скрытые точки. — Я не хочу!

— Откуда ты знаешь, если никогда не пробовала? — резонный вопрос.

И его проклятый голос, словно смягчается, металлические ноты исчезают, теперь рычание хищника скорее похоже на мурлыканье.

Проклятье, он реально думает, подобное придется женщине по вкусу?

Страх вызывает помутнение рассудка. Явное, бесповоротное. И я говорю то, чего определенно говорить не следует.

— А ты пробовал? — бросаю с вызовом. — Тебя в задницу трахали? Может, поменяемся местами? Хоть раз? А что такого? Не спеши отказываться. Властным мужчинам ведь кайфово в постели подчиняться. Дружки моего отца не выкисают из БДСМ-клубов.

Адам отстраняется и поднимается с постели неожиданно резко. Отходит в сторону, раздается странный шорох, а после звук, как будто банку раскручивают. Медленно, методично. Даже страшно обернуться и посмотреть. Больше не ощущаю его безжалостного захвата. Можно вскочить, убежать. Теоретически — можно. А вот осуществить подобное на практике точно не выйдет.

— Что там у тебя? Кнут? Плетка? — продолжаю бравировать на краю пропасти. — Ты помешан на таких вещах. Угадала? Жажда контроля — твой главный фетиш.

— Нет, — ровный ответ. — Это как с деньгами, успехом, удачей. Побочный эффект на пути достижения цели.

— Ты вроде мир хотел вертеть, — заявляю так, точно бояться нечего. — Но решил снизить запросы. Теперь ограничишься моей задницей?

Кровать пружинит под его весом.

— БДСМ — не мое, — ироничный смешок. — Развлечение для недотраханных аутсайдеров. Куча ограничений. Смотри, но не трогай. Трогай, но не смей употреблять. Женщину как жизнь нужно брать по полной или вообще не брать.

— Да ты чертов философ…

Затыкаюсь в один момент. Его палец проскальзывает в меня, не встречая никакого сопротивления. Легко и просто проникает в тело. Холод жалит. Дрожь пробивает разрядом электрического тока.

— Больно? — интересуется с издевкой. — Плохо?

Закусываю губу, чтобы не простонать.

— Ты… ты чем-то смазал меня… ты… ты… это обман! — всхлипываю, извиваюсь, пробую соскользнуть, но тело само подается назад, отказывается подчиняться приказам мозга.

— Кто станет трахать в задницу без смазки? — спрашивает обманчиво нежно, елейным тоном. — Садист? Маньяк? Поверь, довольно затруднительно протолкнуть член в такое узкое отверстие.

— Что, — запинаюсь, искусав губы в кровь. — Что это за смазка?

— Самая обычная, — хмыкает, продолжая разминать и растягивать меня, брать неспешно, подготавливать к основному действу.

— Я… не верю!

Перед моим лицом приземляется вещественное доказательство. Действительно, никакого подвоха. Стандартная смазка для анального секса. С анестетиком. Такие везде можно приобрести.

— Если бы я хотел причинить боль, выбрал другой способ, — замечает мягко, а после вдруг проталкивает внутрь второй палец, вынуждая содрогнуться изнутри, прогнуться и гулко застонать.

Дьявол. Он и правда хочет заставить меня кончить от извращенного секса. Погрузить в разврат по-настоящему.

— Моя жена будет кричать только от удовольствия, — заключает елейным тоном, ни на миг не прекращает свои развратные движения, порабощает целиком и полностью.

Адам получает все, что пожелает. Всегда и везде. Протестовать глупо и опасно. Смысла нет. Он свое возьмет до последней капли.

— Больной ублюдок, — слова не самые приятные, но мой тон придает им оттенок явного и очевидного комплимента.

Говорю сквозь порочный стон, с придыханием. Извиваюсь под развратной лаской, чуть сама не насаживаюсь на пальцы, что безжалостно таранят меня там, где никто и никогда прежде не проникал.

Ответом служит смех. Резкий. Раскатистый.

Дрожь пробирает до костей, когда властные пальцы покидают мое тело. Бедра рефлекторно подергиваются, пробуют продлить сладостную пытку, тянутся назад, совершают инстинктивную попытку возобновить порочный контакт.

Мое тело живет отдельно от мозга. Разум вырубается напрочь. Превращаюсь в жадное и голодное животное, практически отключаюсь от реальности.

Я никогда не хотела другого мужчину так. Грязно. Разнузданно. Развязно. Наплевав на гордость, на здравый смысл, позабыв обо всех табу и запретах.

Адам пробуждает нечто новое во мне. Или открывает давно забытое старое? Вытягивает на поверхность, обнажает до мяса, до костей.

Этот мужчина делает меня настоящей. Бьет током, прошибает электричеством. Ощущаю себя оголенным проводом. Содрогаюсь и трепещу, уступаю глубинным порывам. Воля плавится точно воск.

— Что ты, — запинаюсь. — Что ты делаешь со мной?

— Люблю, — следует невозмутимый ответ, от которого меня потряхивает гораздо сильнее, чем от самых откровенных и запредельных ласк.

Любит? Серьезно? Очередная издевка? Дурацкая шутка? Бред? Наверное, я ослышалась. Такие мужчины не способны любить. Они пользуются. Берут, применяют по назначению, после выбрасывают на помойку.

— Люблю, — мрачно повторяет Адам, обхватывает мои бедра и толкается внутрь, проникает очень медленно, неспешно, растягивает изнутри своим исполинским органом. — Но моя любовь может причинить тебе сильную боль.

Сдавленный всхлип срывается с моих губ. Пораженный возглас забивается в горле. С шумом втягиваю раскаленный воздух, отчаянно стараюсь выровнять дыхание.

Ничего не удается. Ничего не выходит.

Новые ощущения. Незнакомые. Ни на что не похожие. Непередаваемые. Низ живота распирает, окольцовывает раскаленная вспышка.

Это не больно. Просто необычно. Странно. Дико. Пульс бьет в затылок. Перед глазами темнеет. Впечатление, точно я слепну, перестаю различать окружающий мир.

Застываю. Боюсь шелохнуться. Страшно.

— Я не о сексе, — шепчет Адам, прижимается губами к моей шее, будто ловит одержимый бой крови. — Другая боль. Сильная. Настоящая. Но если ты сможешь понять и принять, если сумеешь вынести это, то однажды мы будем счастливы.

Слышу его голос, различаю слова, однако суть ускользает, ведь довольно трудно трезво мыслить, когда между ягодицами вколачивается гигантский член, входит в узкий проход, точно металлический поршень, проскальзывает все глубже, закрепляет свои права.

Адам берет меня так, как никто прежде не брал. И дело не только в новом виде секса. Дело вообще не в сексе. Он что-то делает со мной. Он… другой.