Одна секунда — раздается треск моих джинсов. По швам ткань расходится. Жесткий материал ранит кожу.

— Начнем разговор, — чеканит Адам, раздирая кружевное нижнее белье, отбрасывает клочки подальше, оголяет плоть.

— Я бы предпочла общаться в одежде, — выдаю сдавленно, четко ощущаю надвигающуюся угрозу, вжимаюсь в матрас, пробуя увильнуть, ускользнуть. — Нет!

Мой вскрик сливается воедино с жестким шлепком по ягодице.

— Зачем нам лишние формальности? — небрежно интересуется Адам, поглаживая меня там, где его крупная ладонь наверняка оставила выразительный алый след.

— Одежда — не формальность, — замечаю и тут же прикусываю нижнюю губу, сдерживая унизительный вопль.

Второй шлепок ощущается еще сильнее. И горячее. Черт, я чувствую не только боль. Совсем не боль, если честно. Сама поза возбуждает и доводит до предела. Теперь и на другой ягодице зияет красноречивая отметина. А низ живота обдает кипятком.

Это ненормально. Извращенно. Я не должна так реагировать.

Что он творит? Как? Откуда у него пугающая власть над моим телом? Откуда этот подавляющий любой бунт контроль? Чистое безумие, ничем не замутненное.

— Ты правда хочешь обсудить именно этот вопрос? — вкрадчивая ремарка, насмешливая, пожалуй даже издевательская. — Признаю откровенно, без одежды смотришься гораздо лучше. Особенно если мы наедине.

— Ты… больной, — роняю судорожно. — Извращенец!

— Согласен, — произносит обманчиво мягко, опять поглаживает меня, будто пытается смягчить собственную вину. — Я предпочитаю обнажать истину. Никогда не скрываю правду.

— Ложь, — жадно ловлю воздух ртом. — Ты скрываешь абсолютно все и всегда. От тебя невозможно добиться ни слова правды. Каждый шаг как часть гребаной манипуляции. Расслабиться нереально. Доверять тоже. Защищен покруче Форт-Нокс.

— Я никогда не смогу тебе солгать, — заявляет ровно. — Даже не стану пробовать.

Новый шлепок принуждает подпрыгнуть, крепче сжать бедра и выгнуть спину. Рефлекс, который никак не способна утаить, проконтролировать. Проклятье, теряю власть над собой. Зато он обретает. Властвует безраздельно.

— Раз ты не желаешь задавать новые вопросы, придется отвечать на старые, — его голос пропитан притворным разочарованием.

Долбаный актер. Но играет он безупречно, не могу не признать очевидное. Не могу укрыться и сбежать от реальности.

— Деньги меня слабо волнуют, — продолжает спокойно и без тени эмоций, при этом его ладонь опять впечатывается в меня пониже поясницы, заставляет подскочить. — Власть тоже далеко не главное. Связи? Положение в обществе? Все это лишь побочный эффект на пути достижения основной цели.

— И в чем, — нервно облизываю пересохшие губы. — В чем тогда заключается твоя основная цель?

— Тот, кто жаждет денег, вкалывает ради материальных благ или продвижения по ступеням социальной лестницы, рано или поздно потеряет все, — его жаркий шепот обжигает мой затылок. — Сражаться нужно только ради идеи.

— А ты романтик, — буквально выплевываю, очень стараюсь придать этому красивому слову оттенок ругательства.

— Даже не представляешь какой, — ответ без иронии.

— Любишь строить воздушные замки?

— Люблю побеждать.

Очередной шлепок не приходится долго ждать.

Ублюдок. Даже наказание умудряется обернуть в наслаждение, переплетает боль и удовольствие в единую цепь, что моментально обвивается вокруг горла. Он мастер. Всегда и во всем. Знает толк в том, как затягивать поводок на шее. Строгий ошейник. Хватка на смерть. Никаких полумер.

— Идея, — выдыхаю, комкая покрывало в руках. — Очень размытое понятие. Ты больше путаешь, чем объясняешь.

Ладонь безжалостно врезается в мою задницу. Снова и снова. Всхлипываю, отчаянно надеюсь сбежать от собственных противоречивых ощущений.

Выходит паршиво. Нет. Не выходит. Вообще. Взвываю. Прогибаюсь сильнее. И увы, не испытываю ничего неприятного. Наоборот. Завожусь от подобного обращения.

Черт. Я сама та еще извращенка. Кайфую от унижения. От каждого шлепка погружаюсь глубже в экстаз. Утопаю, увязаю глубже и глубже.

Проклятье. Дело не в боли. Не во мне. Исключительно в нем. Этот гад виртуозно порабощает одним своим присутствием.

Единственный. Неповторимый. Сволочь. Почему я так хочу его? Извиваюсь как последняя шлюха, едва удерживаю стоны в груди. Покрываюсь липкой испариной. Опускаюсь ниже, в бездну, в пропасть запретных чувств.

— Поясню доступнее.

Его зубы смыкаются на моем горле. Сзади. Совсем слегка. Но это как разряд тока под кожу. Напряжение выдирает душу изнутри, вытрясает остатки разума, сотрясает.

— Моя идея — мир вокруг члена вертеть.

Его колено резко вбивается между бедрами, заставляет шире раздвинуть ноги. Шлепки возобновляются. Жестче. Еще и еще. Звонкий звук. Порочный. Безжалостные удары дразнят и жалят. Заводят. Возбуждают.

— А ты, — прижимается сзади, позволяет оценить каменную эрекцию, мощную и до жути раскаленную, даже сквозь плотную ткань его брюк. — Можешь быть за мной.

— Или? — едва разлепляю губы.

— Нет никаких «или», — отрезает холодно.

И отстраняется.

Матрас пружинит, и я понимаю, Адам поднимается с кровати. Ковровое покрытие поглощает звук его шагов. Не слышу практически ничего. Либо сердце настолько гулко бьется внутри, мешая различить хоть что-нибудь, либо мужчина и правда прирожденный хищник, способен передвигаться бесшумно, не привлекая лишнего внимания, виртуозно умеет загонять добычу.

Проклятье. Оба варианта верны. Мое глупое и безумное сердце готово выскочить из груди, настолько сильно и бешено стрекочет. А этот человек… он и не человек вовсе. Зверь. Красивый, обходительный, в элегантном костюме. Все равно зверь. Варвар, чертовски привлекательный неандерталец, который научился умело использовать достижения цивилизации.

Я понятия не имею, как только у него выходит сочетать такие несочетаемые вещи? Грубость. Дикость. Одержимость. И нарочито подчеркнутая интеллигентность, хирургическая точность каждого движения.

Аристократ, воспитанный волками, кровожадными и безжалостными животными. Вот какое впечатление он производит. Такое чувство, будто по четным дням его держали во дворце, обучали правилам этикета, точно члена королевской семьи, а по нечетным вдруг выгоняли на поле боя, на полигон, бросали в окружении злейших врагов.

Интеллект. Острый ум. Дьявольская наблюдательность. И чудовищная сила. Жестокая стихия. Сокрушительная. Рефлексы, которым позавидует любой солдат.

— Это все? — стараюсь придать вопросу издевательский оттенок.