— Надо же!

Рут внимательно смотрела на это спокойное лицо, исполненное уверенности и жизнелюбия. Она была не красавицей, но миловидной. Глядя на нее, Рут вдруг подумала, что эта девушка никогда не стала бы ничего делать случайно.

Рут посмотрела еще пару фотографий, и ее предположение подтвердилось. На всех снимках в лице этой девушки проскальзывало что-то еще, кроме обычной улыбки, какая-то «задняя» мысль.

Нет, Лизетта была не той девочкой, которая позволит мальчикам почувствовать-над ней превосходство. Это была сильная личность с железной волей и крепкими нервами, способная идти ва-банк, не боясь проиграть. А если это и случалось, Лизетта никогда не теряла своего достоинства.

Похоже, Пьетро не знал свою жену до конца.

Спохватившись, Рут подняла голову и сказала;

— Она кажется удивительным человеком.

— Да, такой она и была: щедрой, доброй… — Тут он умолк и опустил глаза.

Щемящая жалость к этому человеку, такому беззащитному перед душевной болью, пронзила ее сердце, в горле встал ком слез. Опустившись на колени перед Пьетро, она положила свои ладони на его руки и прошептала:

— Если бы я знала те слова, от которых стало бы легче…

Он качнул головой:

— Не надо. Главное — я поговорил с тобой о ней. Этого достаточно. Жаль, что невозможно ничего изменить. Я…

Но Рут приложила палец к его губам. А потом обвила шею Пьетро руками. В ответ он прижал ее к своей груди нежно и сильно, как человек, который давно никого не обнимал, и какое-то время они сидели так в полной тишине.

Наконец Пьетро расцепил руки. Рут испугалась, что сейчас он прогонит ее. Он поднялся и сказал:

— Нужно прогуляться перед сном. Ты как?

— Иду с тобой.

Спустившись вниз, оба услышали стук когтей за собой: их догнал Тони.

— Я так понимаю, мы идем гулять все вместе, — усмехнулась Рут.

— Да, он не терпит одиночества.

Пьетро запер дверь, положил на свой локоть ее руку, и они пошли по узеньким улочкам, слабо освещенным венецианскими фонарями. Некоторое время они молчали, и слышны были только их шаги по брусчатке и громкий шорох лап бежавшего за ними пса.

— Кажется, это самое спокойное место на земле, — проговорила Рут. — В любом другом городе шум машин был бы слышен даже ночью, а здесь потрясающая тишина.

— Зато здесь свои звуки, — сказал Пьетро. — Прислушайся к шуму воды.

Она напрягла слух. Со всех сторон доносился плеск воды о камни, такой тихий, что поначалу не обратишь и внимания. Он был похож на дыхание города, мирно спавшего на морском берегу.

Рут была почти счастлива. Однако о Пьетро этого не скажешь. Внешне он был спокоен, но внутренне — весь как натянутая струна.

«Надо срочно рассказать ей о письме, но как лучше это сделать?»

— Идем сюда, — потянула она его в сторону.

— Ты знаешь, что там? — спросил он.

— Небольшой канал с узеньким мостиком. Они мне нравятся куда больше, чем центр с его достопримечательностями, — сказала Рут.

— Мне тоже.

Тут было множество небольших каналов и миниатюрных мостиков, но он сразу понял, о каком именно она говорила, потому что сам часто бывал здесь. Через некоторое время они подошли и встали на мосту. На зыбкой водной поверхности дрожали и переливались отражения ночных огней.

Висела звенящая тишина. Внезапно безмолвие ночи разорвал резкий звук, и у Рут от неожиданности прошла дрожь по спине. Эхо, отозвавшись у стен дальних домов, замерло где-то вдалеке. Пауза. Потом загадочный звук раздался опять и снова затих.

— Как ты думаешь, что это такое? — спросил Пьетро.

— Это гондольер, который предупреждает о повороте, — ответила она со знанием дела.

Через минуту они увидели плавно скользившую по волнам вытянутую лодку. Гондольер вез парочку — мужчину и женщину, которые сидели обнявшись.

«Нужно сказать Рут о письме», — решил Пьетро.

Мужчина и женщина в лодке подняли лица к стоявшим на мосту и с улыбкой помахали им, словно желая поделиться своим счастьем перед тем, как исчезнуть под мостом.

«Но как она воспримет это известие?» Письмо от Джино, которое получил Пьетро, было следующего содержания: «Знаю, ты считаешь, что мне следует вернуться, но я так плодотворно провожу время в Польше, стараясь для фирмы. Потом мне обязательно надо будет поехать в Россию, в конце концов, ты сам об этом говорил. Так что потребуется много времени. А завтра я прибуду поездом из Милана около пяти тридцати вечера. Если ты не против, то останусь на ночь и на следующий день уеду. Этого будет вполне достаточно, чтобы поговорить с Рут и развеять все ее сомнения и тревоги».

Пьетро перечитал послание несколько раз, тщетно пытаясь усмотреть в нем хоть какой-нибудь намек на то, что Джино тревожится о девушке, которую когда-то любил и на которой даже собирался жениться. Бесполезное занятие! Пьетро собрался с мыслями и решил писать ответ. Написав письмо, он поморщился. «Что бы ты там ни собирался сказать Рут, вряд ли это ей поможет. Она старается держаться молодцом, но я вижу, как ей сейчас тяжело, и не хочу, чтобы ты причинил этому человеку лишнюю боль. Лучше бы ты вообще не приезжал. Рут больше не твоя забота. О ней позабочусь я».

Потом он сидел, глядя в монитор и борясь с самым большим искушением в своей-жизни. Наконец он решился и надавил на клавишу «удалить» так яростно, что скрипнула клавиатура.

Тогда он попробовал написать второй раз. «Не приезжай вообще, если таково твое отношение. Ей лучше без тебя».

И это послание он удалил и отрешенно смотрел на монитор, стараясь разобраться, что же происходит в его собственной душе. Всем сердцем он желал спасти Рут от боли и избавить от иллюзий, и будет лучше, если Джино не приедет как можно дольше.

Но имеет ли он право решать за нее? Захочет ли сама Рут быть под его защитой? Ответов у него не было, и он мучился и злился на собственную беспомощность. Кроме того, его терзала слепая ярость на Джино, и Пьетро понимал, что долго сдерживаться ему не придется. Впрочем, с этим он разберется завтра.

А пока он стоял с девушкой, которая ворвалась в его жизнь, словно луч солнца, и смотрел на серые волны, плескавшиеся о камни.

— Джино катал тебя на гондоле? — думая о своем, спросил Пьетро.

— Несколько раз. А вообще, в гондоле он даже сделал мне предложение.

Подавив горькую реплику, он попросил, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее:

— Расскажи об этом.

Он не мог ясно видеть ее лица, но различил, как быстрая улыбка мелькнула на лице, сменившись задумчивостью, потом снова улыбка, но другая — тихая, полная радости. Ему было больно это видеть.