в которое эгоизм заглушает в людях все человеческие чувства. Я эту сердечную теплоту Панаева испытал на себе. Да, господа, никто из моих приятелей не сделал мне лично столько услуг, как Панаев! Когда я бедствовал в Москве, кто принял во мне самое горячее участие – Панаев! Заметьте, он только что меня узнал! Ничего не значит, что я часто ругаю его за его мальчишеские замашки и, вероятно, немало еще буду бранить, но в душе я высоко ценю его сердечную теплоту к людям… Вот и теперь, господа, из всего нашего кружка кто осуществил наше желание издавать журнал? Все тот же легкомысленный Панаев! Я не говорю о себе, какое важное значение для меня имеет это предприятие, но оно важно и для всех литераторов, потому что «Современник» положит конец тем ненормальным отношениям сотрудников к журналисту, в которых мы все находились. Необходимо должна быть нравственная связь между журналистом и его сотрудниками, а не хозяина к поденщикам. В нашем кружке находятся люди посолиднее и побогаче Панаева, однако никто не рискнул своими деньгами, никому не пришло в голову издавать журнал. А потому, господа, мы все должны сказать от чистого сердца: «Да отпустятся ему все его вольные и невольные грехи за его отзывчивую и бескорыстную теплоту души!».

Белинский по просьбе предприимчивого Некрасова передал все накопленные им при посредстве друзей рукописи журналу. Сам критик с воодушевлением описывал события так: «…Множество замечательных беллетристических произведений, особенно повестей, должно б было появиться в прошлом году в одном огромном сборнике, предполагавшемся к изданию», но материалы вошли в первые выпуски «Современника». Это были «Сорока-воровка» А.И. Герцена, статья С.М. Соловьева, начало статьи К.Д. Кавелина «Взгляд на юридический быт Древней России», и др.

Однако дело обстояло совсем не так чудесно, как казалось простодушному Белинскому. Иван Сергеевич Тургенев впоследствии высказывался определенно: «История основания этого журнала представляет много поучительного… Но изложить ее в точности пока еще трудно: пришлось бы поднимать старые дрязги. Довольно сказать, что Белинский был постепенно и очень искусно устранен от журнала, который был создан собственно для него, его именем приобрел сотрудников и пополнялся в течение целого года капитальными статьями, приобретенными Белинским для большого затеянного им альманаха. Белинский для «Современника» разорвал связь с «Отечественными записками», а оказалось, что в новом журнале он вместо хозяйского места, на которое имел полное право, занял то же место постороннего сотрудника, наемщика, какое было за ним и в старом».

Мнение большинства литераторов не постеснялся высказать Константин Кавелин[4]: «Белинский попал на удочку с всегдашней своей младенческой доверчивостью. Что Панаев стал редактором «Современника», – это было еще понятно. Он дал деньги. Но каким образом Некрасов, тогда мало известный и не имевший ни гроша, сделался тоже редактором, а Белинский, из-за которого мы были готовы оставить «Отечественные записки», оказался наемником на жалованье, – этого фокуса-покуса мы не могли понять, негодовали и подозревали Некрасова в литературном кулачестве и гостиннодворчестве, которые потом так блистательно были им доказаны… Белинский похвалил «Деревню» Григоровича; Некрасов выразил ему неудовольствие за то, что он похвалил в его (Некрасова) журнале повесть, о которой он (Некрасов) отзывался дурно».

Редколлегия журнала «Современник» в 1856 году. Слева направо: Гончаров, Тургенев, Толстой, Григорович, Дружинин и Островский

Похоже, Некрасов и Панаева недолюбливали впечатлительного и страстного Григоровича. Однако в мемуарах современников немало теплых, проникнутых искренней симпатией высказываний о Дмитрии Васильевиче как о приятнейшем и полном жизни человеке. «…Он был глубоко правдив, честен, верен своему слову, аккуратен, точен, – писал историк литературы, известный библиограф П.В. Быков. – Все знавшие его… удивлялись стойкости его характера и уравновешенности. Но французская кровь[5]… все же проглядывала в нем, сказывался ее темперамент, энергия и стремительность при созидании чего-либо. У него была бездна вкуса, изящного, тонкого вкуса настоящего художника. Нельзя было не признать в нем большого знатока искусства и художественных предметов».

Белинский спрашивал Кавелина, почему ничего не дает в «Современник». Тот отвечал: «Я написал, что поддерживать его журнал был бы рад радостью, но не журнал Некрасова, что лавочнический тон новой редакции мне не нравится и что это те же «Отечественные записки» в другой обложке и проч. Справедливость того, что я ему писал, – вот что приводило его в ярость, но сознаться в этом ему было тяжело».

Видимо, Белинский стал понимать, на что подписался, поэтому в письме к Тургеневу бесхитростно объяснял свою позицию: «Я мог только просить его (Кавелина), что, так как это дело ко мне ближе, чем к кому-нибудь, и я, так сказать, его хозяин, – чтобы он лучше захотел видеть меня простым сотрудником и работником «Современника», нежели без куска хлеба, и потому, не обращая внимания на П и Н, думая о них как угодно, по-прежнему усердствовал бы к журналу, не подрывал бы его успеха и не ссорил бы меня с его хозяевами».[6]

Собратья-писатели предъявляли Некрасову претензии за литературное барышничество. Тургенев, например, был не весьма доволен, что тот купил у него «Записки охотника» за 1000 руб. и тотчас же перепродал их другому издателю за 2500 руб. Такое же мнение сложилось о Некрасове у Достоевского и Краевского, когда они узнали, что Николай Алексеевич скупил у издателя экземпляры сочинений Гоголя и перепродал их по гораздо более высокой цене.

Всем известны стихи Некрасова, посвященные Белинскому: «Молясь твоей многострадальной тени, // Учитель! перед именем твоим // Позволь смиренно преклонить колени!»[7] Но «неистовый Виссарион» имел о своем «ученике» особое мнение: «Природа мало дала мне способности ненавидеть за лично нанесенные мне несправедливости; я и теперь высоко ценю Некрасова; и тем не менее он в моих глазах – человек, у которого будет капитал, который будет богат, – а я знаю, как это делается. Вот уж начал с меня», – негодовал критик.

Здоровье все больше подводило Белинского. Подлечившись в Одессе морскими купаниями и взбодрив организм курением папирос с белладонной, критик вернулся в Петербург и приступил к работе в реанимированном «Современнике». Но его дни были уже сочтены. После возвращения с юга началось очередное тяжелое обострение болезни. Не считая мелких библиографических заметок, ему удалось напечатать в «Современнике» только одну большую статью: «Обозрение литературы 1847 года».

А.В. Никитенко

Номинальный редактор возрожденного «Современника» А.В. Никитенко являлся профессором Петербургского университета и одновременно работал в Петербургском цензурном комитете. Он отличался лояльным по отношению к властям поведением, либеральным, но достаточно осторожным образом мысли и имел довольно обширные связи как в среде чиновничества, так и среди литераторов, которые ценили его острые и точные литературно-критические выступления. Став официальным редактором «Современника», Никитенко надеялся благотворно повлиять на его направление. Благодаря его стараниям и