время без него мне кажется длинно, что я не могу ни о чем думать, кроме его, не хочу ни на кого смотреть, кроме его?.. Напротив, заслышав его голос, я вся встрепенусь, сердце забьется, время быстро мчится, и я так добра, что готова подать руку даже своему врагу…»

Это случилось летом 1846 года в Казанской губернии, в имении Панаева. Супруги поехали туда вместе с Некрасовым, намереваясь на природе обсудить творческие и коммерческие планы. Однажды, когда Панаев уехал по делам, Николай пришел в спальню к Авдотье, отворив незапертую дверь. Муж предоставил ей свободу – она долго не решалась воспользоваться ею открыто, но сдалась, уступив напору поэта.

После безумной ночи Некрасов разнервничался – он плохо представлял, что будет дальше, и это выводило его из равновесия. Вряд ли любовники исповедовались вернувшемуся Панаеву. Авдотья вела себя как ни в чем ни бывало, по-видимому, решив: пусть все идет, как идет. Николай устроил скандал и сцену ревности, но быстро остыл и написал Авдотье простенькие, но идущие от сердца, стихи, ставшие началом панаевского цикла.

По-видимому, сама Панаева видела в своем союзе с Некрасовым аналогию с идеальными союзами, изображенными Жорж Санд в романе «Хорас» (1841). Героев, Теофиля и Эжени, Марту и Арсена связывала не только и не столько страсть, сколько взаимное уважение, общность духовных интересов, мировосприятия. Супружеские отношения, в которых не было взаимности, были представлены как нечто отвратительное, безнравственное и постыдное.

Но как же быть с Панаевым?

В это время Авдотья по-новому осмысливает любовь и брак как главные события в жизни женщины. Ее размышления стали темой рассказа «Безобразный муж» (1848). В нем в форме исповеди – писем героини к подруге – описывается превращение наивной девушки, уставшей от отцовских притеснений и жаждущей ласки и тепла, в умудренную горем усталую женщину, которой пришлось расплачиваться за попытку обрести счастье в браке по расчету с нелюбимым человеком. Героиня Панаевой открыла ужасы интимной жизни с мужчиной, который внушает ей отвращение. «У нас, несчастных девушек, – признавалась она, – бывают какие-то особенные понятия о людях, о жизни, о замужестве. Я, например, думала, что буду любить мужа – и он будет меня ласкать, а если не полюблю, так он не посмеет докучать мне своими ласками и требовать их». С каждым новым посланием это поначалу легкомысленное существо «умнело», набиралось опыта в страданиях. Ранее так завидовавшая богатой подруге героиня открыла, что «одни деньги также не могут доставить счастья женщине». От ласк безобразного мужа она «содрогается», но должна терпеть их, потому что превратилась «в его принадлежность, …продала себя ему…». И пришло запоздалое раскаяние: «Есть вещи, которые не покупаются и не продаются. Женщина должна беречь свою свободу, чтобы любить, кого она захочет».

Рассказ, подписанный псевдонимом «Н. Станицкий», вызвал реакцию неоднозначную. Тема была не нова, но никогда не поднималась в печати с такой остротой. Панаева с новаторской смелостью обнажила то, что для многих женщин было известной тайной за семью печатями, говорить о которой считалось не только неуместным, но и стыдным.

Очевидно, что интимное сожительство с двумя мужчинами создавало многочисленные сложности. Вовсе не обязательно законный муж вызывал у Авдотьи отвращение, но особенности жизни втроем, размышления на тему насильственного выполнения женщиной супружеского долга стали стимулом создания этого произведения, практически неизвестного современным читателям.

Повесть – это литературное произведение, а не подробный искренний дневник. И хотя творчество Панаевой во многом отражает ее собственные переживания, компенсируя этим недостаток фактических материалов, трудно считать исповедь героини «Безобразного мужа» реальными чувствами Авдотьи к Панаеву. По-видимому, их супружеские отношения продолжались. Но то, как женщина настрадалась в «нелегальной» ситуации, можно почувствовать по любовно-семейным коллизиям, которые она постоянно варьировала в своих повестях и романах. Симпатии Панаевой всегда были отданы героиням, пострадавшим от эгоизма мужчин и отвергнутым обществом.

Воспоминания обоих супругов свидетельствуют о том, что они по-семейному бывали в свете, делали визиты, принимали гостей. Их совместная жизнь протекала по-прежнему.

Собственник Некрасов негодовал, ревновал, требовал «рвать» с Панаевым, но что он мог предложить? Расторжение церковного брака было процедурой крайне сложной, поэтому в случае возникновения любовного треугольника благородный муж ради счастья любимой женщины должен был самоустраниться. Но и на этом пути существовало множество трудностей. Фактически «Современник» принадлежал Панаеву, литературная деятельность была его жизненным выбором, и он, не мысля себя без писательства, намеревался заниматься им и дальше. Более того, даже квартиру на любимых Некрасовым Пяти углах, в которой проживало незаконное трио, тоже снимал и оплачивал Панаев.

Такое положение не могло не вызывать пересудов и сплетен. К тому же в этой квартире, где постоянно происходило грехопадение, одновременно располагалась редакция «Современника».

Все трое вполне разделяли мысль о святости любви и гнусности брака, не проникнутого этим чувством. При таких нравственных убеждениях влюбленный Некрасов не мог чувствовать себя бесчестным, добиваясь жены своего приятеля (или даже друга?), тем более что он наблюдал странности супружеских отношений Панаевых вблизи. А Панаев для того и остался жить чуть ли не в одной квартире с Некрасовым и бывшей женой, чтобы своим присутствием защищать ее от общественного осуждения.

Обычно в книгах история любви заканчивается воссоединением влюбленных. Цель достигнута, сердца бьются в унисон, мужчина и женщина стали духом и плотью единой. Но у Некрасова с Панаевой все только начиналось, и полного единения никак не получилось. Все лирические пьесы поэта, посвященные любви, постоянно роковым образом возвращаются к домашним сценам и распрям. Это не помешало поэту написать позже Тургеневу (1855), что он «семь лет влюблен и счастлив».

Открыто вступив при живом муже в незаконную связь с Некрасовым, Авдотья проявила незаурядную силу характера. «Вообще женское развитие тайна, – признавал А. Герцен, правда, по другому поводу, – все ничего, наряды да танцы, шаловливое злословие и чтение романов, глазки и слезы – и вдруг появляется гигантская воля, зрелая мысль, колоссальный ум». Панаева одной из первых русских женщин сказала свое решительное слово в защиту права на свободу чувств.

Авдотья написала избраннику: «Без клятв и без обещаний я все сделала во имя любви, что только в силах сделать любящая женщина». И эти слова на долгие годы стали ее жизненным кредо.

40-е годы XIX столетия были периодом ломки нравственных стереотипов, разрушения традиционных моделей поведения мужчины и женщины в браке, отказа от идеи незыблемости супружеского союза, пересмотра концепции «падшей» женщины. Еще не сложились «тройственные союзы» Герцена – Огаревых, Шелгуновых – Михайлова и других – этот период был еще в самом начале. Панаева однако скоро почувствовала изменение отношения к себе общества. В «Воспоминаниях» она не смогла избежать упоминания об этом периоде своей жизни, но описала его крайне лаконично.