Вот как раз мозгам он и дал работу, поедая овощи с бараниной.

Жосс внимательно оглядел собравшееся общество, стараясь, чтобы его интерес остался незамеченным. Шестьдесят восемь монахинь размещались за длинным главным столом, еще семнадцать сидели за столом поменьше, отделенным от основной трапезной перегородкой. Итого, восемьдесят семь женщин вместе с аббатисой и монахиней, читающей Евангелие. Плюс, напомнил он себе, три монахини, которые избрали уединение в больнице для прокаженных, и, возможно, десять или двенадцать сестер, дежурящих в больничном покое, пока остальные принимают пищу. Значит, приблизительно около сотни.

Может ли одна из них быть убийцей?

Рассматривая женские лица, он не мог заставить себя поверить в это. Жосс мог разглядеть почти всех женщин – лишь одна или две сестры склонились над своими тарелками, и их лица не были видны за покрывалами. Ни у одной не было выражения, которое нельзя было бы назвать спокойным и довольным, если не сказать безмятежным. Перед Жоссом были женщины всех возрастов: от принявших постриг монахинь средних лет и старше, которые носили черные покрывала, до юниц в белых покрывалах послушниц – лишь одна из них, казалось, едва перешагнувшая порог своего двадцатилетия, была в простом черном одеянии, говорившем о том, что эта девушка поступила в монастырь совсем недавно. Может, она и есть та самая «неподходящая» Элвера, подумал Жосс, которая подружилась с погибшей монахиней? Из всех женщин, которых Жосс видел здесь, только она проявляла какие-то признаки огорчения; кожа вокруг ее глаз была красноватой. Жосс перехватил ее быстрый, брошенный в его сторону взгляд; девушка тотчас опустила глаза, едва заметив, что он изучает ее.

Жосса растрогало, что хоть кто-то проливает слезы по Гунноре.

К тому времени, когда трапеза закончилась и он встал, чтобы присоединиться к молящимся монахиням, Жосс уже определенно решил, каким будет его следующий шаг.

Аббатиса Элевайз, казалось, ничуть не удивилась, когда Жосс, выходя вместе с ней из трапезной, объявил о своем намерении увидеть семью Гунноры, если только аббатиса поведает ему, где приблизительно находится их дом.

– Я сообщу вам, – сказала Элевайз. – Проводите меня до моей комнаты, и я расскажу, где они живут и как туда добраться. Полагаю, – добавила она, обернувшись, – что вы последовательны в ваших шагах.

Когда они очутились в тишине маленькой комнаты настоятельницы, Жосс проговорил:

– Могу я задать вам еще один вопрос, аббатиса?

Она опустила голову, что он расценил как разрешение.

– Несколько монахинь во время дневной трапезы сидели отдельно… Я не смог понять, почему.

Элевайз улыбнулась.

– Вы спрашиваете себя, есть ли этому какое-нибудь страшное объяснение? Думаете, они впали в немилость из-за какого-то отвратительного поступка? Или, возможно, заражены от пациентов чумой или сифилисом?

– Ничего подобного! – запротестовал Жосс, впрочем, не слишком искренне.

– Они – сестры-девственницы, – спокойно ответила Элевайз. Все следы веселья исчезли с ее лица. – Как и в аббатстве Фонтевро, наша община разделена. У нас есть отдельные жилища для монахинь, в зависимости от того, какую жизнь в Боге выбрали сестры. Большинство предпочитает более легкий путь – тот, что принят в монастыре Марии Магдалины. Многие из нас жили полной жизнью в миру и не считают себя достойными пребывать с одним лишь Богом. Но те сестры, жизнь которых в миру была безупречной, те, которые, даже перед тем как надеть покрывало монахини, жили тихо, скромно и целомудренно, могут избрать уединение в доме Пресвятой Девы, где они и проводят свои дни и большинство ночей в созерцании и единении с Богом.

Жосс чистосердечно кивал, хотя какая-то часть его разума недоумевала: что же это за жизнь?

– И такие монахини, я имею в виду сестер-девственниц, не присоединяются к вам даже во время еды?

– Устав гласит, что для них лучше всего не прикасаться к тем, кто одной ногой остался в миру. Они молятся отдельно от нас в часовне, живут в отдельном помещении; их маленький дом примыкает к часовне Пресвятой Девы.

Взгляды Жосса и Элевайз встретились, и, предугадав следующий вопрос, аббатиса сказала:

– У Гунноры не было никаких контактов с кем бы то ни было из сестер-девственниц. Будьте уверены, ни одна из них даже не слышала о существовании Гунноры.

«А значит, – казалось, добавила она, – вы можете вычеркнуть этих семнадцать женщин из вашего списка подозреваемых».

Словно услышав это, Жосс со всей серьезностью сказал:

– Благодарю вас, аббатиса Элевайз. Я поступлю именно так.

Она попрощалась с Жоссом в своей комнате, пожелав ему безопасного путешествия и Божьей помощи. Затем, с приятным чувством того, что заслужил ее одобрение, несмотря на некоторые особо назойливые вопросы, Жосс вышел и направился в конюшню.

Там трудилась одна из монахинь. Поверх ее платья был повязан передник из мешковины. Засученные рукава платья демонстрировали мышцы, которыми гордился бы любой моряк. Монахиня вычищала навоз – она управлялась с вилами легко и ритмично, что говорило об их длительном знакомстве.

– Я накормила вашего коня, – сказала монахиня, когда Жосс поприветствовал ее и объявил, что должен ехать. – Вычистила его и все такое прочее. Полагаю, он и не думал, что сегодня снова придется работать. Сами увидите, какой он резвый. – Монахиня улыбнулась, показывая отсутствие нескольких зубов сбоку. – Я хотела, чтобы ваш конь присоединился к нашей компании. Он выглядел бы среди них как король.

Жосс посмотрел в сторону загона, на который показала монахиня. Его коренастый, дружелюбный на вид конь вопросительно поднял голову. Рядом стояли изящно сложенный, но коротконогий пони – слишком маленький для сестер, за исключением самых хрупких из них, – и мул. Жосс понял, что сестра имела в виду.

– Благодарю вас за заботу о нем, – сказал он.

В любой другой конюшне Жосс предложил бы монету или две, но в женском монастыре такое казалось неуместным. Он решил отплатить комплиментом.

– У вас опрятная конюшня, – заметил Жосс, – и в ней чудесно пахнет, сестра…

– Сестра Марта, – подсказала монахиня. – Благодарю вас, сэр рыцарь.

– Жосс Аквинский, – добавил он.

Она снова улыбнулась.

– Я знаю. Знаю также, зачем вы здесь, и могу предположить, куда вы сейчас направляетесь.

Улыбка исчезла с лица монахини, она придвинулась к нему ближе, лицо ее было напряжено.

– Найдите его, сэр. У меня не было огромной любви к Гунноре, Господь накажет меня за недостаток милосердия, но ни одно создание не заслуживает такой участи.

Он перехватил взгляд ее честных голубых глаз.

– Я сделаю все, что в моих силах, сестра Марта. Даю вам слово.

Энергично кивнув, словно соглашаясь, что слово рыцаря ей подойдет, сестра Марта вновь принялась вычищать конюшню.