Ответ пожилого мужчины прозвучал так же громко, даже более громко, чем слова молодого человека, – фактически он прокричал:

– Я очень хорошо знаю, зачем вы здесь, и это знает хозяин! Говорю вам, юный сэр, он не хочет видеть вас!

– Я увижу его! Это мое право!

– Вас пустят, когда хозяин будет здоров и захочет этого, ни секундой раньше! Сейчас вам лучше уйти, прежде чем хозяин услышит и выйдет сюда, чтобы вышвырнуть вас!

Молодой человек рассмеялся, издав серию неприятных, неестественных звуков.

– Он? Выйдет сюда? Ха! Если он отважится на такое, Уилл, это будет первый выход за очень долгое время, и ты прекрасно знаешь об этом!

– Я не пущу вас, Милон, так что нечего здесь околачиваться. – Мужчина в куртке – теперь было ясно, что его зовут Уилл, – шагнул в сторону молодого человека, и даже с далекого расстояния Жосс смог увидеть угрозу в его лице. – Убирайтесь! Вам скажут, когда здесь возникнет необходимость хоть что-нибудь вам сказать.

Милон яростно рванул поводья и развернул своего коня. Взглянув на Уилла, он произнес:

– Ну подожди, грязная скотина! Я еще вернусь!

Уилл некоторое время стоял, наблюдая, как тот, пришпорив коня и подняв клубы пыли, бешеным галопом помчался туда, откуда появился, а затем, скривив лицо в гримасе отвращения, плюнул вслед молодому человеку.

Жосс подождал, пока Уилл скроется внутри, дал ему несколько минут на тот случай, если он выйдет опять – как ни поверни, у него не было ни малейшего желания объясняться с Уиллом именно здесь и сейчас, – после чего сел на коня, спустился с холма и направился в Ньюэнден, где ему предстояло переночевать.

Он вернулся на следующее утро.

Вечером Жосс нашел комнату в приличной гостинице, съел хороший ужин, и ему даже принесли горячую воду, чтобы он мог смыть дорожную пыль и пот. Теперь он оделся наилучшим образом как эмиссар аббатисы Хокенли. Жосс и Элевайз договорились, что он выступит именно в этой роли и, таким образом, у него будет веская причина повидать отца Гунноры. Жосс должен был заявить, что в аббатстве настоятельно желают знать, каковы намерения отца в отношении тела его дочери.

Он прискакал к главному дому и уже был готов объявить о своем прибытии, когда из подвала вышел тот самый слуга, Уилл.

– Сэр? – обратился он, взглянув на Жосса из-под руки, прикрывавшей его глаза от солнца.

– Я Жосс Аквинский, – ответил Жосс. – Прибыл из Хокенли по делу личного характера, которое должен обсудить с хозяином Уинноулендз. Я могу видеть его?

Уилл некоторое время смотрел на него, затем медленно покачал головой. Но то не было отказом в просьбе Жосса; скорее, Уилл так выразил свое отчаяние от ситуации в целом.

– Да, дело плохо, – сказал он со вздохом. – Я пытался надоумить его, легонько надоумить, конечно, напомнить, что надо принять решение, послать весть. Вряд ли кому в аббатстве нравится, что у них осталось тело, которое они не могут ни отправить домой, ни похоронить. Мне и самому не понравилось бы такое. – Следовало отдать Уиллу должное, он сформулировал дилемму с восхитительной краткостью. – Но, сэр, это не так-то легко. Он не хочет слушать меня. Он вообще никого не хочет слушать. Он…

Уилл почесал затылок, словно подбирая слова, которые могли бы обрисовать состояние его хозяина.

– Помешался? Повредил рассудок? – предположил Жосс, надеясь, что его прямота не обидит Уилла.

Но тот и не думал обижаться, наоборот, он принял слова Жосса с видимым облегчением.

– Да! Повредился в уме. Да, сэр. Так и есть. Он, правда, и телом поврежден, но тому уже много лет. А сейчас дела еще хуже. Да, сэр, конечно же, гораздо хуже. – Уилл снова печально покачал головой. – Это повреждение в его голове, сэр, вот с чем труднее всего иметь дело. То есть, разве я, в моем положении, могу указывать ему, что надо делать? Нет, сэр, не могу. Но кто-то ведь должен указать? Ох, неправильно все это. Вообще все неправильно.

На этот раз его горестное качание головой продолжалось довольно долго.

Наконец Жосс спокойно спросил:

– Могу я сойти с коня?

В тот же миг, взглянув на него, Уилл засуетился.

– Ох, виноват, сэр, как же я виноват! Конечно, конечно. Вот. Позвольте мне помочь.

Он подскочил, взял коня под уздцы, и Жосс спешился.

– Я привяжу его здесь, в этом миленьком тенистом месте. – Уилл был сноровистым человеком и, продолжая говорить, действовал очень умело. – Потом сниму седло и принесу воды. Ну что, мой добрый приятель? – Он с нежностью похлопал коня по шее. – Держу пари, ты не откажешься!

Когда конь был пристроен, Уилл вернулся к Жоссу. Словно бы все обдумав именно за эти последние секунды, он, судя по всему, принял решение.

– Если желаете, сэр, можете войти вместе со мной и повидать хозяина, – сказал он твердо. – Это не причинит ему вреда. Хуже, чем сейчас, ему уже не будет. Да, похоже, что и лучше тоже…

Лицо Уилла поникло.

– Хороший человек он был, сэр, по-своему, конечно, но очень хороший, – сказал слуга искренне. – Не дайте ввести себя в заблуждение. У него есть свои недостатки, как и у всех у нас, но он никогда не был совсем уж плохим.

С этой сомнительной характеристикой, эхом отдававшейся в голове, Жосс последовал за Уиллом в залу, чтобы встретиться наконец с хозяином Уинноулендз.

Было ясно, что отец Гунноры умирал. Кровать, на которой он лежал, была придвинута к огромному очагу – настолько близко, насколько это было возможно, при том что зала была прогрета солнцем и огонь в очаге еще не зажигали. Он едва пошевелился, когда Уилл тихо спросил:

– Сэр Алард? Вы проснулись?

Затем Уилл сообщил о Жоссе, кивнув в его сторону. На Аларде была отороченная мехом накидка из плотной шерстяной ткани, поверх которой лежало еще и покрывало. Шею облегал воротник полотняной рубахи, достаточно чистый. Возможно, дни Аларда были сочтены, но те, кто ухаживал за ним, преданно выполняли свою работу.

Его лицо было бледно-серым, без какого-либо намека на цвет. Оно было неестественно худым, отчего крупный нос еще сильнее выступал вперед. Запавшие глаза, и без того темные, сейчас выглядели еще темнее, чем обычно. Когда Жосс присмотрелся к полумраку залы после солнечного сияния снаружи, он подумал, что голова хозяина похожа на голый череп.

– Что вам нужно, Жосс? – спросил Алард из Уинноулендз голосом, трескающимся на каждом слове.

– Я прибыл из Хокенли, сэр Алард, от аббатисы Элевайз. Она хотела бы знать, какие будут распоряжения в отношении тела вашей покойной дочери Гунноры.

– Моей покойной дочери Гунноры, – повторил Алард.

К изумлению Жосса, в его словах сквозила едкая, насмешливая ирония.

– Моей покойной дочери…

Наступила тишина. Затем Алард произнес, на этот раз спокойно и невыразительно: