Ленка отрицательно помотала головой.

— Нет. Он этих ребят терпеть не может. И не из спецслужб. Сам говорил, а врет он редко. По крайней мере, просто так трепаться не будет. Там что-то другое, но что — понятия не имею…

Глеб легко поднялся, хлопнул рукой по незастеленной кровати.

— Ладно. Успею разобраться, что он за птица, этот Князь. А нам пора себя в порядок приводить. Иначе на службу не успеем.

Разумеется, они опоздали…

Пять дней проскочили незаметно.

Скворцова прижилась в старом мидовском доме, только изредка совершая набеги домой, в Кунцево — повидать маму и сынулю. Мама, кстати, уже требовала предъявить Ларина пред свои светлые очи, но Ленка не торопилась: воспитанная в консервативных традициях мамуля могла потребовать от Глеба незамедлительной женитьбы, а это в их планы пока не входило. Договорились пожить пару лет так, в свободном режиме, не мешая друг другу и не ревнуя, если что.

Потом, если все будет благополучно, можно и расписаться.

А так, в омут головой — извините, фигушки.

Взрослые уже ребята, как-никак.

Обжигались.

Тем не менее, в ларинской квартире Ленка вела себя абсолютно по-хозяйски.

С самого первого дня.

Может, в роль входила, а, может, и вправду характер такой.

Матушка ее тоже командовать любила.

Генеральша.

Они завсегда своими большезвездными суровыми мужиками дома помыкают.

Традиция-с…

Надо сказать, Глебу некоторые изменения в его берлоге даже нравились.

Исчезла куда-то уже привычная, как говаривал Сашка Художник, «чихательная» пыль.

Престарелый, полузасохший, от отца доставшийся фикус вдруг ожил — оказалось, всего-то и было нужно, что регулярно поливать его да листики протирать влажной тряпочкой.

Появились некоторые весьма любопытные приспособления на кухне.

Стало ежедневно (причем не Скворцовой, а самим Лариным) выноситься мусорное ведро.

Да и вообще спать на чистых, накрахмаленных простынях, имея к тому же под боком вполне уютную, комфортабельную и никогда не напрягающую по мелочам Ленку, оказалось значительно приятнее, чем выпинывать похмельным утром из квартиры очередную не менее похмельную подругу.

А потом еще и наводить порядок после этого, с вечера приятного, но поутру почему-то вызывающего рвотный рефлекс визита.

В четверг к ним приперся, как всегда бесцеремонный, Художник.

За отгулами.

В Ригу парнишка, видите ли, собрался, Нельку проверить — типа, как она там, не загуляла?

С двумя литровыми бутылками беленькой, разумеется.

Вернее, он-то, бедолага, думал, что приперся не к ним двоим, а исключительно к Глебу.

А оказалось…

Нда…

Жизнь иногда выписывает просто изумительные кривые.

Загогулины, так сказать, как любил говаривать незабвенной памяти Борис Николаевич.

Сказать, что Сашка офигел, значит не сказать ровным счетом ничего. Нет, разумеется, слухи по редакционным курилкам кое-какие бродили, но Художник, будучи человеком в достаточной степени вменяемым и в меру циничным, слухам этим, зная дурацкий характер шефа, не доверял, что называется, по определению.

Оказалось — напрасно.

И на старуху бывает проруха.

В Риге Художнику было отказано (какая тут, на хрен, Рига, в воскресенье в Южноморск летим, забыл?), в совместном распитии литрушек — нет.

Хорошо посидели.

Вот только продолжать загул по всевозможным «ночникам» Сашка на этот раз отправился один, чем, разумеется, был слегка расстроен.

Ничего страшного, найдет себе компанию.

К тому же гонорар от левака был пока еще явно не пропит.

Вернее, разумеется, пропит, но не до конца.

А Ларин с Ленкой помыли вдвоем посуду и отправились в постель.

И правильно: зачем искать на собственную задницу новых приключений, когда здесь такое под боком?

Лепота…

…В аэропорт Глеб чуть не опоздал. Хорошо еще, что таксист оказался настоящим мастером своего дела: в такую погоду даже по полупустой Ленинградке нормальный человек больше чем сорок не поедет, если не дурак, разумеется.

Дождь пополам со снегом, переходящим в тяжелую, злую мартовскую метель.

Гадость…

Таксист, по просьбе Глеба, подкрепленной тремя сторублевками, мчался под семьдесят, поминутно рискуя вылететь на встречную: «абээски» на отечественные «волги» ставить пока что не додумались.

Слава Богу, не вылетел.

Добрались благополучно, хоть и с небольшим опозданием.

Глеб влетел в здание аэропорта и начал рыскать глазами в поисках съемочной группы и Князева.

Ребята нашлись сразу.

А вот господин заказчик почему-то отсутствовал.

Напрочь.

Ну, что уж тут поделаешь.

В ВИПе, небось, кантуется.

Вот только с билетами-то как быть?

И с расселением в Южноморске?

Командировка-то оформлена и оплачена, а вот авиаперелетом и проживанием группы в гостинице, как сказали Глебу в среду в бухгалтерии Канала, должна была озаботиться принимающая, так сказать, сторона.

Глеб тогда сразу же отзвонился Князю на мобильный, поймал его, нервничающего перед игрой любимого «Спартака», в Риме, и договорился, что летят они вместе и Князь доставит билеты прямо в аэропорт.

И вот на тебе…

Глеб вынул телефон и набрал Князева. В трубке пропели: «Выключен или вне зоны действия сети».

Гребаный «Билайн»…

В этот момент его кто-то деликатно похлопал сзади по плечу.

Глеб обернулся.

Это был не Князев.

Высокий, вызывающе стильно одетый парень лет тридцати — тридцати пяти в длинном кашемировом пальто, с умными, слегка нервными чертами сухощавого лица, украшенного безумно дорогими очками в тонкой металлической оправе.

Белое золото.

Или, того хуже, — платина.

— Добрый день, вы, если не ошибаюсь, господин Ларин?

Глеб пожал плечами.

— Не ошибаетесь…

— Очень приятно. Я — Андрей Корн, порученец господина Князева. Дмитрий Александрович просил извиниться, он был вынужден вылететь в Южноморск еще вчера. Дела. А мне поручил сопровождать вас. Ваши билеты и ваучеры на расселение у меня с собой. Держите. Не обиделись? Впрочем, Дмитрий почти наверняка встретит нас с вами в южноморском аэропорту…