Ася послушно подошла к ограде и остановилась в шаге от нее.

Пес за спиной у белобрысого тревожно гавкнул.

–Цыц!– коротко приказал тот.

Теперь Ася видела его хорошо: те же изгвазданные джинсы, только вместо защитной куртки растянутый серый свитер, над правой бровью и на скуле две багровые ссадины.

–Ты зачем сюда пожаловала?– Белобрысый слегка качнул сетку на себя.– Пожалела? Пожалела, ясный перец, поверила тому, что я тебе впаривал. Да ты… дура ты полосатая, я ж в стельку был, не видела?! Добренькая нашлась, ядрена корень… цыц, Пестрый, хвост оторву!

Асе показалось, что сейчас он снова, как в прошлый раз, сорвется на крик, но нет – его голос остался спокойным.

Пару мгновений они молчали, глядя друг на друга в упор.

–Слушай,– белобрысый вдруг зло сощурился,– а может, у тебя с мужем не того… он как, долг-то свой супружеский исправно выполняет?– Он захохотал.

Она почувствовала острую, невыносимую боль и едва удержалась, чтобы не застонать. Никогда в жизни ей не было так больно – словно внутри поворачивали огромный ржавый гвоздь.

Ася резко отвернулась. Она почти бежала, не разбирая дороги, не видя ничего вокруг из-за застилающей глаза плотной пелены слез. Позади раздались быстрые шаги.

–Стой. Погоди.

У нее закружилась голова. Она еще немного прошла вперед и остановилась.

–Ну, прости,– он обошел ее сбоку, заглянул в лицо,– слышь, прости меня! Я… сам не знаю, что говорю. Это от страха, наверное. Сейчас, думаю, протру глаза, погляжу за ограду, а там нет никого. Со мной такое бывает… иногда… Ну, хочешь, на колени встану?

Ася улыбнулась сквозь слезы и качнула головой. Белобрысый осторожно провел пальцем по ее щекам, собирая влагу.

–Простила? Тогда не плачь больше. Тебя как звать-то?

–Анастасия.– Ася тихонько шмыгнула носом.

–Настя, значит,– задумчиво проговорил он.

–Ася,– поправила она.

–Нет, Настя, Настена. Так по-нашему, по-русски, и не спорь со мной.

–Не буду.

Позади пес загремел цепью, жалобно и тоскливо поскуливая. Белобрысый улыбнулся.

–Ну-ка крикни ему: «Фу, Пестрый». Не бойся, громко крикни, он послушает.

–Фу, Пестрый! Фу!– звонко прокричала Ася. Наступила тишина.

В следующее мгновение белобрысый подхватил ее на руки и понес.

Прижимаясь щекой к грубой шерсти его свитера, Ася точно во сне видела голые колючие кусты боярышника вдоль тропинки, ветхую калитку в ограде, горкой сложенные отсыревшие поленья во дворе, настороженную морду пса.

Протяжно заскрипела дверь вагончика…

…Как мало, оказывается, мы знаем о самих себе. Заблуждаемся, думая, что все у нас прекрасно, как у людей. И вдруг – молния, шок, неумолимая догадка, озарение…

На самом деле ее счастье обитало здесь, в этой убогой, низенькой тесной комнатенке с самопальной железной печкой в углу, единственным, занавешенным газетой окном, с лампочкой без абажура на потолке. И звуки здесь были особенные, сливающиеся в единую, странно завораживающую симфонию: гулко капающая вода из прохудившегося умывальника, жалобный стон диванных пружин, пьяный голос в отдалении за окном, равномерно и беззлобно выкрикивающий бранные слова…

…Мобильник, глухо завибрировав, разразился веселым мотивом.

–Классная мелодия.– Он протянул руку, взял со стола Асину сумочку.– На, держи.

–Это «Шутка» Баха.– Она улыбнулась и нажала на кнопку.

–Мам, ты скоро?– прямо в самое ухо оглушительно и недовольно проговорил Степка.

–Не совсем, милый.

–А ты где, на работе?

–Да.– Хорошо, что в вагончике царит полумрак, и не видно, как кровь приливает к щекам от стыда.

–Тетя Кристя придет к нам в гости?

–Нет, Степушка, тетя Кристя сегодня занята. Ты не скучай, я уже выезжаю.

–Пока.– Телефон отключился. Ася сунула его в сумку.

–Сын звонил.

–Тебе пора, наверное.

–Пора.– Она резко выпрямилась и соскользнула с дивана. Быстро оделась, закрутила волосы в тугой жгут, щелкнула заколкой.

–Алеша!

–Что?– Он лежал, не шевелясь, заложив руки за голову, и внимательно наблюдал за ней. Она приблизилась к дивану, опустилась на корточки.

–Ты… скажи честно, что ты обо мне думаешь?

–Что ты больше сюда не придешь. Никогда.– Его голос звучал серьезно и спокойно.

–Глупый,– Ася ласково погладила его по прямым, светлым, как солома, волосам,– обязательно приду. Я буду часто приходить, так часто, как только смогу. И… я ведь другое имела в виду, ты же понимаешь…

–А если другое, Малыш, то я думаю, что тебя мне сам бог послал… или черт, кто его разберет?– Он поймал ее руку, тихонько сжал.

Ася почувствовала шершавое прикосновение его загрубевшей, натруженной ладони.

В окно рванулся ветер, газета зашуршала, несколько раз отрывисто гавкнул пес во дворе.

–Ты иди,– Алексей прислушался к звукам, доносящимся с улицы,– дождь будет. Вымокнешь.

–Не вымокну.– решительно проговорила Ася.– Побуду еще чуть-чуть. Хоть полчаса. Ничего страшного не случится.

–Иди,– тверже повторил он.

–Ты меня гонишь?– Она обиженно распахнула глаза.

–Я?– Алексей сел на диване, глядя на нее с тоской и безнадежностью.– Ты что, Малыш? Будь моя воля, я бы запер эту дверь и никуда бы тебя не выпустил.

«Так запри»,– хотела сказать она, но промолчала, сглатывая подступивший к горлу комок.

–Нельзя,– совсем тихо произнес он, будто услышав ее немую просьбу.– Ты потом себе не простишь. И меня возненавидишь.

Ася кивнула, не отрывая взгляда от его лица.

–Ну вот, опять сопли.– Его пальцы пошарили под подушкой и извлекли на свет довольно чистый носовой платок.– Давай вытри глазки. И носик.– Алексей улыбнулся ей, точно ребенку.– Завтра придешь?

–Да, в это же время.

–Ну и ладно.– Он осторожно обнял Асю за плечи и подвел к двери.– Зонтик, надеюсь, у тебя есть?

–Есть,– она похлопала по сумке.

–Молодец. Погоди, я Пестрого подержу на всякий пожарный, а то он у меня парень суровый.

Алексей вышел во двор, поднял с земли тяжелую металлическую цепь и отвел пса в сторону. Потом помахал Асе рукой.

–Бывай, до встречи.

Дождь застиг Асю, когда она подходила к автобусной остановке. Он ливанул сразу, без подготовки, не по-осеннему обильно и яростно. Казалось, вот-вот, точно в мае, засверкает молния и грянет гром.