Достаточно поздняя «Сага о Скьёльдунгах» рассказывает о том, что единственная дочь скандинавского конунга Ивара Широкие Объятия Ауд Богатая была замужем за датским королем Хрериком Метательное Кольцо. У супругов рождается сын Харальд Хильдетант (Боезуб). Однако Ивар убивает Хрерика, после чего Ауд с малолетним сыном бежит сначала на Готланд, а затем в Гардарики. Там она выходит замуж за короля Гардарики-Руси Радбарда и рождает ему сына Рандвера. Самого Радбарда саги называют сыном конунга Руси Скира, который, в свою очередь, является сыном конунга свеев Ингвара, принадлежавшего к династии Инглингов, возводивших свой род к Одину. Однако другие саги не знают Скира как потомка Одина. Что касается Радбарда, то с тем, что его имя представляет собой, по всей видимости, искаженную передачу славянского имени Ратибор, согласен даже норманист Е. В. Пчелов. Ивар, желая наказать дочь, во главе датско-шведского войска идет войной на Русь и гибнет на ее западной границе. Радбард дает войско своему пасынку Харальду Боезубу и помогает ему получить датский престол. Через какое-то время родной сын Радбарда Рандвер становится конунгом Гардарики. У Рандвера рождается сын Сигурд Кольцо, которого его дядя Харальд делает правителем Швеции. Сыном Сигурда и, соответственно, внуком Рандвера был знаменитый викинг Рагнар Лодброк (Кожаные Штаны). Отметим, что «Обзор саг о датских конунгах», составленный в 1261-1287 гг., упоминает о «гардском» происхождении Сигурда Кольцо и Рагнара Кожаные Штаны, однако ничего не говорит о принадлежности Радбарда к династии Инглингов: «Радбард, конунг в Хольмгарде, взял в жены Унну, дочь Ивара Широкие Объятия. Их сыном был Рандвер, брат Харальда Боевой Зуб. Их сыном был Сигурд Кольцо; его сыном Рагнар Кожаные Штаны…»[156] Специально изучавшая генеалогию Рагнара Н. И. Милютенко отмечает, что версия «Саги о Скьёльдунгах» рассыпается при сравнении с другими источниками. Исследовательница допускает, что включение Радбарда из Гардарики наравне с Иваром Широкие Объятия в легендарную генеалогию Рагнара Кожаные Штаны связано с борьбой датских и шведских конунгов за участие в торговле по Балтийско-Волжскому пути.

Состарившийся Харальд Боезуб поссорился со своим племянником Сигурдом, и этот конфликт закончился знаменитой Бравалльской битвой, которая произошла около 770 г.[157] Рассказывая о скандинавском конунге Оле, участвовавшем в этой битве, Саксон Грамматик отмечает, что телохранителями ему служило семь королей, к числу которых он относит и Регнальда Рутенского, внука Ратбарта (Regnald Ruthenus, Rathbarthi nepos, английский перевод – Regnald the Russian)[158]. Нечего и говорить, что ни письменные источники, ни археология, ни языкознание не подтверждают присутствие скандинавской династии на территории Руси. Поскольку дата Бравалльской битвы более или менее точно определена, то время жизни Ингвара, Скира и Радбарта должно относиться к концу VII – началу VIII в. Однако в Ладоге самые ранние вещи, интерпретируемые как скандинавские, датируются примерно 750 г. Равным образом ничто не указывает на присутствие выходцев из Восточной Европы в Швеции, чего можно было бы ожидать в связи с появлением на ее троне сына гардского конунга Сигурда. Однако при всей своей фантастичности данные «Саги о Скьёльдунгах» показывают, что, согласно представлениям скандинавов, какое-то объединение на территории Руси, а исходя из «Обзора саг о датских конунгах», именно Новгорода, существовавало уже как минимум в начале VIII в. При этом данное объединение было достаточно мощным, чтобы решиться на противостояние с объединенным датско-шведским войском, а затем обеспечить получение власти в Дании своему кандидату. Понятно, что Новгорода еще не существовало в ту эпоху, да и в остальном отделить правду от вымысла в «Саге о Скьёльдунгах» достаточно трудно, однако, даже с учетом возможных преувеличений, данный сюжет косвенно свидетельствует о наличии какой-то политической организации на севере Восточной Европы в ту далекую эпоху.

Об этом же говорят и сообщения различных мусульманских авторов о трех группах русов в Восточной Европы. Одним из первых о них писал Ибн Хаукаль: «И русов три группы. (Первая) группа, ближайшая к Булгару, и царь их в городе, называемом Куйаба, и он больше Булгара. И группа самая высшая (главная) из них, называют (ее) ас-Славийа, и царь их в городе Салау, (третья) группа их, называемая ал-Арсанийа, и царь их сидит в Арсе, городе их». Об этом же с незначительными вариациями говорит и автор анонимного сочинения «Худуд ал-алам»: «Куйа. а – город русов, ближайший к мусульманам, приятное место и резиденция царя. Из него вывозят различные меха и ценные мечи. Сла. а – приятный город, и из него, когда царит мир, ведется торговля со страной Булгар. Артаб – город, где убивают всякого чужестранца…»[159] Подавляющее большинство исследователей считают, что под Куйабой восточные авторы подразумевали Киев, а под ас-Славийа – область ильменских словен с центром в городе Слава, предшественнике Новгорода. Последний Е. Н. Носов отождествляет с Рюриковым городищем. Весьма показательно, что, согласно «Худуд ал-алам», только Славийа ведет торговлю с Волжской Булгарией, что перекликается не только с данными археологии, но и с определением ПВЛ восточных пределов распространения варягов. С другой стороны, именно самую северную группу русов Ибн Хаукаль называет самой высшей или самой главной по отношению к двум другим. Локализация третьего центра русов до сих пор остается дискуссионным. Поскольку это известие относится ко времени до возникновения Новгорода, который, как полагают археологи, уже существовал к моменту призвания Рюрика, следовательно, упоминание царской власти в ас-Славийа также свидетельствует о наличие какой-то государственности у ильменских словен еще до призвания варягов.

К сожалению, сохранилось очень мало данных, способных поведать нам о существовавшем устройстве в данном регионе в эпоху до Рюрика. К числу материальных свидетельств развития восточнославянского общества относятся новгородские сопки VIII – X вв., более 70 % которых сосредоточено в бассейне Ильменя. Их размеры колеблятся от 2-2,5 м в высоту при диаметре 12-14 м до грандиозных насыпей высотой 10 м и более при диаметре 40 м. Как подсчитал В. В. Седов, из 35 учтенных насыпей 74 % содержали одно погребение и лишь 22 % – от двух до четырех. Уже одно это указывало на достаточно далеко зашедшую социальную дифференциацию общества и появление в нем знати. Дополнительно на это указывает и чисто пространственное противопоставление единичных захоронений в сопках погребениям, расположенных у их подножия. Считалось, что на возведение сопки высотой 4-12 м требовалось 800-3600 человеко-дней, однако хронометраж отдельных действий по ее возведению показал, что затраты труда были значительно большими. Создавшее их «общество обладало достаточно выраженным социальным неравенством и жесткой структурой, позволявшей организовать сооружение столь трудоемких объектов. Как бы то ни было, возможность использования больших трудовых ресурсов в непроизводственной сфере свидетельствует о высоком уровне развития производительных сил»[160]. По мнению В. Я. Конецкого, экономической основой существования культуры сопок было пашенное земледелие, однако на социальную дифференциацию вполне могла влиять и трансконтинентальная торговля. Другие археологи также рассматривают сопки как свидетельство существования в регионе родовой аристократии: «Так, выявление выделяющихся своими размерами скоплений сопок на Луге и Мсте на компактных участках, где отсутствуют следы значительных поселенческих комплексов конца X-XII в., позволило сделать вывод о существовании здесь в IX – первой половине X в. крупных центров, в которых была сосредоточена родовая аристократия, и о затухании этих центров во второй половине X в., предположительно – в результате походов Ольги, “уставившей погосты” на Мсте и Луге»[161].