издал сильный вздох, наполнив легкие воздухом, а когда выдохнул, из ноздрей его появилась красная пена. Потом он закрыл глаза и больше уже их не открыл.

Я почувствовала дрожь. Его маленькая рука чуть сжалась, а потом обмякла. Он умер спокойно, без агонии, распрощавшись с этим миром одним вздохом.

Я ничего не сказала, но еще долго держала в ладонях его бедную маленькую руку. Время для слов настало потом, когда вернулся жрец.

Теперь наша ладья, превратившаяся в похоронную барку, плыла вниз по Нилу. Жрецы в Филах приготовили Птолемея к последнему путешествию – и в Александрию, и в вечность. На изготовление гроба для перевозки и подготовку тела ушло немало времени. Я ждала, повиснув между миром живых и царством мертвых.

День за днем Нил на моих глазах пытался подняться выше, но его усилия были тщетны. Похоже, беды обрушились на меня нескончаемой чередой: после потери мужа, ребенка и брата меня ожидала угроза голода в стране.

«Хватит ли у меня сил? – спрашивала я Исиду. – Мне столько не вынести!»

«Ты должна, а потому справишься», – шептали мне в ответ бесстрастные воды.

Траурная ладья плыла и плыла. Люди по пути следования выходили к берегу и молча провожали нас взглядами, держась в отдалении из-за крокодилов. Путешествие казалось бесконечным. Когда мы проплыли мимо Ком-Омбо, я вспомнила, как Птолемей был заворожен богом крокодилов, и расплакалась. Столько разных вещей интересовали и восхищали его! Мир станет более скучным без его смеха и мальчишеского любопытства.

Он возвращался в Александрию. Я вспомнила свое обещание: «На следующий год ты вернешься в Александрию, и твой недуг останется воспоминанием».

Богиня позволила моим словам сбыться в точности, но не в том смысле, какой вкладывала в них я.

Глава 5

Безжалостное, ослепительно-яркое солнце лило свет на похоронный кортеж, как воду из кувшина. Повозка, что везла саркофаг с Птолемеем, двигалась по улицам Александрии, повторяя маршрут всех официальных процессий. Он завершался на Соме, в царском мавзолее, возведенном на пересечении двух главных улиц.

Все мои предки покоились здесь в резных каменных гробницах. Погребальные вкусы менялись – от простого и непритязательного каменного четырехгранника, принявшего в свое чрево Птолемея Первого, до пышно изукрашенного надгробия Птолемея Восьмого – всю поверхность саркофага покрывали резные растительные узоры. Это был жуткий парад мертвых. Я поежилась, пройдя мимо гробницы отца и мимо нарочито скромного (так его посмертно наказали за измену) саркофага моего второго, мятежного брата.

Для Птолемея изготовили гроб из отполированного до блеска розового гранита с резными изображениями лодок и лошадей. Мне хотелось запечатлеть в камне все, что он любил в жизни, но такое множество разнообразных вещей просто не могло бы там уместиться.

Пылающие факелы освещали подземный коридор. Но вскоре ворота с лязгом захлопнулись, и мы вышли на дневной свет.

Двое похорон – разные, но одинаково ужасные. Цезаря сожгли и только кости его собрали и замуровали в фамильном склепе. Тело Птолемея благодаря искусству бальзамировщиков сохранено в целости, но заключено в темный холодный камень. Смерть гротескна.

Во дворце и во всей Александрии объявили семидневный траур. Дела были приостановлены, послы ждали, суда стояли на якоре со своими грузами, счета оставались неоплаченными.

Уже наступил октябрь, и сомнений в том, что Нил нас подвел, не осталось. На «нилометрах» вода еле-еле поднялась до «локтя смерти». Здесь, в Нижнем Египте, она растекалась лужицами и струйками, едва наполнив резервуары, а теперь, на месяц раньше срока, уже начинала убывать.

Это означало голод.

Правда, низкий уровень воды не сулил ничего хорошего и крокодилам. Не находя добычи, одни зверюги закапывались в ил, чтобы заснуть до лучших времен, а другие – в поисках пропитания выползали далеко на сушу, где крестьяне убивали их копьями. Но большая часть тварей, по всей видимости, вернулась в верховья реки. Собек все-таки внял моим словам. Точнее, словам пребывавшей во мне Исиды.

Когда официальное время траура истекло, я вызвала Мардиана и Эпафродита, чтобы поговорить о видах на урожай.

– Да, будет недород, – сказал Мардиан. – У меня уже есть подсчеты.

– Насколько большая нехватка? – осведомилась я.

– Худшая на нашей памяти, – ответил он, качая головой. – Хорошо еще, что предыдущие два года были щедры и закрома не пустуют.

«А ведь это как раз те два года, когда я была в отлучке», – подумалось мне.

– Может быть, для блага Египта требуется, чтобы его царица жила подальше от своей страны? – невольно промолвила я.

Мардиан поднял брови.

– Интересно, а где бы ты могла жить? Какие другие места сравнятся с Александрией?

– О, я бы подумала об Эфесе или Афинах.

Мне хотелось увидеть эти прославленные города и два чуда – великий храм Артемиды и Парфенон.

– Ба! – воскликнул Эпафродит. – Там же одни греки. Ну кому, скажите на милость, понравится жить среди греков?

– А что, в этом есть смысл, – усмехнулся Мардиан. – Греки очень много спорят, почти столько же, сколько иудеи. Вот почему Александрия так склонна к бунтам: греки и иудеи в одном котле – это гремучая смесь.

– Не то что вы, мирные египтяне! – фыркнул Эпафродит. – Такие спокойные, что сами себе до смерти надоели.

– Вот что, уважаемые, – прервала их я, – давайте хоть здесь обойдемся без споров. Мои сановники должны быть выше национальной розни. Хватит шуток. Скажите, что останется в казне, если нам придется потратиться на помощь голодающим? Смогу ли я приступить к строительству флота?

Мардиан встревожился:

– Дражайшая госпожа, это огромные расходы!

– Без расходов не спасти доходов, – возразила я. – Очевидно, что рано или поздно Рим вновь обратит взор на Восток. Последние разногласия между Цезарем и Помпеем были улажены в Греции. Убийцы хотят направиться на Восток, – я знаю это. Я чувствую это. И когда они поступят так, мы должны быть готовы защищать себя или оказать помощь партии Цезаря.

Мардиан то скрещивал ноги, то расставлял их, – так бывало всегда, когда он напряженно думал.

– А как насчет четырех легионов, оставленных здесь? – задал он вопрос.

– Они приносили присягу Риму. Нам нужна своя собственная сила. В первую очередь на море.

Все хорошо знали, что римляне не отличались любовью к морю. На суше их легионы побеждали, однако римский флот подобной славы пока не стяжал.

– Да, я согласен, – сказал Эпафродит. – Полагаю, казна это выдержит. Правда, потребуется большая часть имеющихся у нас средств. Резервов не останется никаких.

Ничего. Поступления в казну возобновятся, а флот нужно строить как можно скорее.

– Думаю, нам потребуется как минимум две сотни кораблей, – сказала я. На лицах моих собеседников отразилось удивление,