— Не знаю, — говорит он совершенно честно: он действительно этого не знает.

Мара оставляет его в покое и со вздохом падает в кресло.

— Не заинтересовался, — говорит она с заметным облегчением. — К тому же он глуп.

— Ну, Мара, мы ведь и так это знали, — мягко произносит Стеф.

После бара идем посмотреть на «мой» дом — он за углом, на кампьелло, — и долго стоим, пытаясь определить, какое окно мое. Я делаю глубокий вдох.

— Просто проверяю, не пахнет ли здесь водорослями, как в некоторых районах Венеции. Если запах есть, буду напоминать себе, что он совершенно естественный. Или представлять, что пахнет чем-нибудь другим, — объясняю я.

— Ах! Чудное благоухание фиалок! — восклицает Мара. — Какой тонкий у них аромат!

На следующее утро мы со Стефанией и ее парнем Бруно собираемся на пляж (Бруно должен присоединиться к нам по дороге). День солнечный, жаркий, ветреный. Бросается в глаза, что в городе много упитанных детей со всего света. Слышу, как особенно тучный мальчишка-американец лет восьми тонким голосом окликает отца:

— Папа, может, присядем? Мне надо отдышаться!

— Конечно, — отвечает отец, — давай присядем, отдышись.

Удивительно, еще только десять утра, парнишке всего восемь лет, чем же он занимался всю неделю — на гору взбирался или махал киркой в рудниках?

Не меньше и пожилых людей, не только туристов. Венецианцы, как обычно, выходят за покупками на Страда Нова. Прилавки с овощами открываются рано. Где-то на уровне коленей дедушек и бабушек носятся внуки. Дети достаточно вольно чувствуют себя в Венеции, где нет опасности, что их может сбить машина.

Мы со Стефанией останавливаемся, разглядывая витрину, а Неро, которого мы взяли с собой, в этот момент пытается обнюхать пушистую собачонку ростом с наперсток. Та, пронзительно взвизгнув (похоже на детскую игрушку с пищиком), взлетает на руки хозяину. Владелец собачки и его жена в панике вертят свое сокровище, сжимают, дуют на шерстку, ища следы повреждений. Они на грани истерики. Мы со Стеф обмениваемся взглядами. Неро спокойно стоит рядом с нами.

— Извините. Мне очень неловко, следовало бы лучше за ним смотреть, — обращается Стефания к мужчине. — Что там, есть кровь?

— К счастью, нет! О чем вы только думаете! Вашей собаке необходим намордник!

— Но моя собака не нападала на вашу. Неро просто хотел познакомиться. Если вы уверены, что с вашей собакой все в порядке… Все равно, извините, надеюсь, все обошлось. Что с этим поделаешь, ведь собаки… этим все сказано.

Но мужчина явно настроен на борьбу. Красный как рак, в майке, обтягивающей живот, и отутюженных брюках из полиэстера. Его супруга помалкивает. Она очень смуглая, высокая, с фигурой, похожей на луковицу. Ярко-алая помада, легинсы с ярким, каким-то тропическим рисунком и маечка с золотой аппликацией. Собачонка — из тех крошечных невротичных существ, которых можно задушить одной рукой.

— Этим не все сказано, — злобно шипит мужчина на Стефанию. — Ваша собака представляет угрозу, это необходимо пресечь!

— Но почему? Вы же видели, к вашей собачке наш пес даже не прикоснулся. Когда он был щенком, ему приходилось сталкиваться с агрессией более взрослых и крупных собак. Это естественно.

— Ваша собака уже не щенок!

Мужчина продолжает кричать, брызжа слюной. Собачонку он держит перед собой, у самого лица, как редкостный брильянт. Псинка подыгрывает хозяину: изображает, что насмерть перепугана, скулит, учащенно дышит, нервно озирается, будто наш Неро прячется в засаде с ножом и вилкой в лапах и уже облизывается, заправляя за ошейник салфетку. По мужчине видно, что вряд ли он будет счастлив (если он вообще способен на это), если мы не наденем на Неро намордник, не свяжем ему лапы, а еще лучше — не забьем до смерти камнями на площади Святых Апостолов перед толпой улюлюкающих венецианцев.

Наконец он предъявляет нам свой главный козырь:

— Я — должностное лицо, и не разговаривайте со мной в таком тоне. Лучше предъявите ваши документы, и еще посмотрим, в чью пользу будет разрешена проблема.

— Вы должностное лицо? — переспрашивает Стеф. — Отлично. Давайте пойдем в полицейский участок и во всем разберемся там. Я с вами совершенно согласна — это лучшее, что мы можем сделать.

— Нет… ни к чему идти в полицию, — произносит мужчина, захваченный врасплох. — Достаточно того, что я посмотрю ваши документы. Вы не имеет права так со мной разговаривать!

Не без труда дотянувшись до заднего кармана брюк, он извлекает какое-то удостоверение и сует его в лицо Стеф.

— Нет-нет, я настаиваю, — говорит она. — Если я сделала что-то не так, то хочу нести за это ответственность в полном объеме. Так что идемте вместе с нашими собаками в участок и там во всем разберемся.

Блефующий мужчина отнекивается, он и испуган, и разозлен, руки ласкают собачонку, которая поглядывает на нас с мукой в глазах. Прорычав, что Стеф не стоит того, чтобы с ней разговаривать, он отступает, бормоча что-то под нос и все еще осматривая своего малыша.

— Нет, серьезно, Бидиша, люди в этом городе все больше сходят с ума — куда мы катимся? — встряхивает Стеф головой.

Мы идем дальше, посматривая по сторонам.

— Поверить не могу, — заговаривает Стеф после долгого молчания; гнев и возмущение сочатся из нее по каплям. — Этот мужчина из той породы людей, с которыми нужно держать ухо востро, иначе они превратят твою жизнь в ад. Я хочу сказать, что за черт, мы же все-таки не в какой-нибудь мафиозной сицилийской деревне! А это что такое — «я должностное лицо»! Небось чистит каналы вокруг полицейского участка ежедневно в четыре утра. Мне жаль его жену, ей приходится целыми днями глотать это дерьмо. Если уж не стесняется так распаляться на публике, можешь представить, каков он в домашней обстановке.

Бруно, друг Стефании, уже поджидает нас в условленном месте, и мы все вместе отправляемся на причал. Бруно высокий, привлекательный, у него резкое моложавое лицо, с которого не сходит задумчивое выражение; плечи напряжены. Он режиссер документального кино, постоянно в разъездах. Предупредительный и любезный, Бруно держится очень открыто и с какой-то мальчишеской неловкостью. Я познакомилась с ним несколько лет назад, когда он неожиданно прилетел из Колумбии — сделал Стефании сюрприз в День святого Валентина. Их связывает настоящее чувство: они вместе вот уже десять лет, еще со времен, когда были подростками. Стефания скромно говорит: «Мы сцеплены».

— Думаю, мне надо сменить профессию и стать… не знаю, как это называется… человеком, к мнению которого прислушиваются, психологом, — весело рассказывает она, пока мы идем, — потому что на прошлой неделе я уговорила одну мою подругу в первый раз