Через некоторое время норвежцев отправили в Англию. А месяцем позже мать Колвина столкнулась с неординарной ситуацией. В письме она писала, что совершенно растерялась, когда к ней явился незнакомец и сообщил, что он капитан судна, потопленного ее сыном. Немного поколебавшись, она пригласила его войти и очень скоро обнаружила, что это очаровательный молодой человек, который не собирается ей мстить.

Колвин был более чувствительным, чем большинство известных мне военно-морских офицеров, и никогда не относился с безразличием к своим жертвам, что было бы естественно для человека, чьей профессией стала война. Нельзя сказать, что он не понимал необходимости разрушений и гибели людей, что было неизбежно в процессе войны. Но мне всегда казалось, что, когда посланная им торпеда попадала в цель, он всегда живо представлял покореженную сталь, разорванную плоть, потоки воды, задыхающиеся легкие. Помню случай, происшедший в другом походе, когда мы атаковали торговое судно, направлявшееся в Киркенес. Он долго смотрел в перископ, а потом быстро отвернулся и воскликнул:

– Видит Бог, как я ненавижу эту работу!

Он видел, как торпеда пробила внушительное отверстие в борту судна под капитанским мостиком, и не захотел больше смотреть. У подбитого нами судна не было кораблей сопровождения, и опасность нам не угрожала, поэтому все желающие могли смотреть в перископ. Так я в первый раз увидел, как тонет судно. Оно уходило под воду медленно, оседая на нос. По накренившейся палубе в панике бегали люди. Мы вздохнули с облегчением, заметив, что они спустили шлюпку. Шлюпка успела отойти довольно далеко, прежде чем судно резко зарылось носом в воду и как бы спикировало на дно. Мы увидели, что лодка уверенно направилась к видневшейся неподалеку земле, поэтому у нас не было необходимости себя обнаруживать. Этот успех Колвина совсем не порадовал.

Мы были очень рады, когда перед Рождеством нам пришел приказ возвращаться домой. «Трезубец» уже давно ушел, его сменил «Морской волк». Нельзя не признать, что мы уже устали от окружающей нас новизны, соскучились по дому, теплу и общению. Бесконечная арктическая ночь, однообразный пейзаж и надоевший снег вселили в наши души уныние, к тому же недружелюбие и подозрительность союзников, ради помощи которым мы преодолели так много миль, тоже не способствовали поднятию тонуса.

Восторг по поводу возвращения домой был слегка омрачен поступившим приказом на обратном пути совершить рейд среди Лофотенских островов. В Рождество мы еще были в Полярном и с тоской взирали на покрытые снегом вершины гор. Но вскоре вышли в море и совершили переход до Шетландских островов. В Лервик мы прибыли очень уставшими и почти без топлива. Уже на следующий день мы пошли дальше, очень скоро позади осталось Ирландское море, и мы оказались в родном Портсмуте, а лодка заняла свое место в форте Блокхауз.

После возвращения из отпуска нас ожидали большие перемены. Маквай и Васко получили новые назначения. Я был страшно горд, когда узнал, что Колвин (уже ставший лейтенантом-коммандером) предложил мою кандидатуру на пост старшего помощника. Торпедным офицером вместо меня стал младший лейтенант Айвен Рейке, а штурманом вместо Васко был назначен лейтенант Майк Уиллоби.

Старший помощник (коллеги-офицеры называют его номер один, а матросы – Джимми) отвечает перед капитаном за то, чтобы корабль работал. Он организует вахты, распределяет обязанности между матросами, обучает их, следит за здоровьем экипажа; иными словами, отвечает за все, что прямо или косвенно влияет на эффективную эксплуатацию корабля. На субмаринах у старшего помощника имеется еще одна обязанность, от надлежащего исполнения которой в полном смысле слова зависит жизнь и смерть корабля, – дифферентовка.

Все вахтенные офицеры на субмарине при необходимости во время вахты могут скорректировать дифферент. Но первоначальная дифферентовка – обязанность старшего помощника. В начале каждого похода вес субмарины претерпевает изменения по сравнению с ее весом во время предыдущего погружения. Это связано с погрузкой торпед, боеприпасов, продовольствия, пресной воды, иногда – пассажиров. Старший помощник обязан компенсировать все изменения путем корректировки количества воды в дифферентных танках. Он должен знать не только численную величину дополнительного веса, но и как он распределяется по длине подлодки. Все это требует проведения довольно сложных математических расчетов, и, если в них будет допущена серьезная ошибка, субмарина может запросто отправиться на дно при первом же погружении. Во время учебы нам показывали и рассказывали, как проводить дифферентовку. Но я никогда не был силен в математике, поэтому, став старшим помощником и столкнувшись с необходимостью регулярно заниматься сложными и громоздкими расчетами, я немедленно стал ломать голову, как упростить решение задачи. Все расчеты были идентичными: момент – это вес, умноженный на расстояние до центра корабля. Очень быстро я обнаружил, что для их выполнения идеально подходит обычная логарифмическая линейка. Я аккуратно нанес на свою линейку все имеющиеся на лодке танки и стал рассчитывать дифферент всего за несколько минут, причем с гораздо меньшей вероятностью ошибки.

Мне не пришлось долго ждать возможности применить свои знания на практике. Через несколько дней после возвращения из отпуска нам приказали готовиться к срочному выходу в Бискайский залив. Ходили слухи, что немецкие военные корабли «Шарнхорст» и «Гнейзенау», которые почти год простояли в Бресте, будут прорываться в немецкий порт. Мы должны были войти в состав большой флотилии субмарин, патрулирующих Брест. С тех пор, как в марте прошлого года воздушная разведка впервые обнаружила в Бресте вражеские корабли, наши субмарины постоянно находились в этом районе. Их даже стали называть «железным кольцом», правда значительно преувеличивая их заслуги. Для того чтобы образовать действительно непроходимый барьер, требовалось очень большое количество подводных лодок, которых не было в наличии. К тому же у субмарин постоянно появлялась новая работа. Особенно ощутимо это стало после вступления в войну Италии, поражения Франции и необходимости присутствия нашего подводного флота на Средиземноморье. К тому же нельзя забывать, что во время норвежской кампании наш подводный флот понес немалые потери. Тем не менее, все субмарины, которые можно было высвободить, отправлялись в Бискайский залив. Там они часто проводили время непродуктивно, если видели чужие корабли, то это была заблудившаяся немецкая подводная лодка или случайное судно, решившее на свой страх и риск прорвать блокадное кольцо. Вот и теперь, хотя «Морской лев» нуждался в ремонте и переоснащении, его спешно отправили на укрепление «железного кольца». Мы не имели понятия, куда направятся немецкие крейсеры – по Английскому каналу или будут прорываться в Атлантику, чтобы обойти Шотландию и зайти в один из норвежских портов.

Ночью б февраля мы вышли в заданную нам точку в нескольких милях к западу от Уэссана. В следующие сорок восемь часов ничего не произошло, зато 8 февраля мы получили радиограмму, принесшую нам немало волнений:

«Ожидается, что основные силы немцев перед выходом в открытое море проведут ходовые испытания. Немедленно следуйте в точку с координатами 48°05′ северной широты, 5°11′ западной долготы; если позволят течения, войдите в залив Ируаз и проведите разведку. При возможности атакуйте».